– Коль, мне как-то казалось, что опасные годы позади…
– Нет. К сожалению, нет. – Он явно чего-то недоговаривал, но у них не было принято лезть в душу, вытаскивать клещами то, чего другому почему-то говорить не хочется. Не принято было навязываться с лишними вопросами, и Галка предпочитала доверять мужу, а не выспрашивать.
Наверное, он щадил ее, скрывая тяжелые переговоры, непростые разборки, сложности своего бизнеса, который хоть и не стал лично его, но, поскольку занимал он чуть ли не главный пост в компании, то, понятное дело, ответственность за все происходящее ложилась именно на него.
– Лет через несколько можно будет вернуться… – неопределенно сказал он.
Начало девяностых, середина девяностых… Кроме высоких доходов и легких денег обстановка отличалась повышенной криминогенностью, вольностью нравов и всеобщим поиском самих себя. Куда податься? Как заработать? Чем заняться? А дальше – другие задачи: куда вложить деньги, как их грамотно сохранить, на что с умом потратить, каким образом приумножить…
И кругом риск, повсюду неизвестное развитие любой ситуации, постоянный кураж, дерзость, далеко идущие планы. На фоне полной неразберихи, неустойчивой экономической ситуации и бандитского беспредела.
– Галка! Я в Америке кое-что сумел приобрести. Так, небольшой домишко… Не говорил тебе раньше… А сейчас время пришло. Давай, наверное, собираться…
– Коль, подожди… Не готова я как-то так… сразу…
– Ну мы и не сразу. Сейчас займемся визами, потом потихоньку все документы соберем. Антонину надо будет определить в школу. Может, конечно, и здесь закончить. Всего год осталось. Но я бы лучше не стал ждать. Так что пусть пока английский с преподавателем подучит.
– А что, если через год? А? Коль? Правда, Тонька бы отучилась, поступила бы…
– И что? Здесь ее оставим? Нет! Только с нами! Там закончит школу, там и поступит, куда захочет! – Он был непреклонен.
Галя сомневалась.
– Знаешь, я не говорила тебе… Только у меня… задержка. Наверное, опять беременность…
– Галчонок! – он запнулся. – Давай отложим… до Америки…
– Ты предлагаешь аборт?
– Ну а что? Сейчас спокойно переедем и там… на месте… Там и врачи другие, и оборудование. И вообще уровень медицинского обслуживания на совершенно другом уровне…
– Так-то оно так. Только возраст уже… Тридцать девять все-таки…
– Галка! Успеем! Мы все успеем с тобой… – И он подхватывал ее на руки, кружил по комнате и повторял: «Мы все с тобой успеем! Главное, что мы вместе!»
В тот вечер он пригласил ее в ресторан. Они любили большие рестораны в центре Москвы с шикарными официантами, жесткими салфетками, хрусталем, изысканными блюдами… Но больше всего им нравились музыканты. Они подчас и ресторан выбирали по наличию в нем артистов. Где-то выступал ансамбль, в каком-то играл пианист… В тот раз они выбрали еврейского скрипача Марика. Марик играл в одном из ресторанов на Тверской. Колян так и сказал:
– Галка, пойдем слушать Марика! Заодно и поужинаем!
За соседним столиком гуляла компания с Кавказа. Шумно гуляла, весело. Как и принято у южан, с тостами, речами, заказами песен в честь дорогих гостей.
Изрядно выпив, один из компании подошел к Коляну и спросил разрешения потанцевать с его дамой. На что тот ответил, что его жена танцует только с ним или одна.
– Одна? – переспросил мужчина.
– Да! – подтвердил Николай.
Он подозвал Марика, что-то тихо сказал ему. Тот понимающе кивнул, спрятал деньги в карман и приготовился играть. А Коля снял со своей руки перстень, надел его на каблук Галкиной туфельки и объявил:
– Перстень будет принадлежать тому, кто первым его поднимет! В том случае, если он упадет с каблука, конечно!
Заиграла музыка, Галка пустилась в пляс. Марик играл цыганочку. Начал он медленно, как будто бы даже с придыханием, затем постепенно, понемногу убыстрял темп, то делая краткие паузы, то снижая звук до минимума, то нагнетая его до самых высоких звучаний. Темп нарастал, Галка отбивала такт каблучками, забыв о том богатстве, которое находилось на ее туфельке.
Гости с Кавказа не отрывали глаз от Галкиных ног, да и не только они. Многие посетители ресторана наблюдали этот странный танец и следили за исходом. Но всех интересовало лишь кольцо. И только Колян, единственный из всего зала, смотрел не на ноги своей жены, а в глаза ей. И у Галки создавалось ощущение, что не одна она танцует, что вдвоем они кружатся в бесшабашной этой цыганочке… И что между ними не просто взгляд, а целый мир, все пространство, весь космос отношений, чувств, ощущений…
И не прервать, не разрушить, не нарушить это единство ничем…
Танец кончился. Перстень остался на каблучке. Все присутствующие в ресторане аплодировали Галке и Марику, а Коля любовался своей женой и ему казалось, что блеск хрустальных люстр меркнет перед счастливым взором его жены.
Кольцо сняли только на следующий день, потому что забыли о нем. Ночь прошла бурно. Не до кольца было…
А еще через день Николай повез ее в больницу. По дороге сказал:
– Галчонок! Из больницы тебя Серега заберет. И отвезет на дачу.
– А почему не ты?
– У меня очень важная встреча. Боюсь, до позднего вечера.
Серега был преданным другом, который всегда находился рядом с Николаем в последние годы. Ему доверяли, с ним делились сокровенным.
– Галка, ты не волнуйся! – Сергей позвонил ей буквально за полчаса до операции. – Как только ты скажешь, так я и подъеду.
– Сереж, скорей всего, во второй половине дня. Я позвоню.
– Хорошо. Я жду.
Галка абортов никогда не делала. Ей было так страшно, так неприятно и тревожно, что она не находила себе места. Душа терзалась сомнениями. От волнения ее подташнивало. Все тело ломило, как будто оно сопротивлялось предстоящей процедуре. Кто-то уже находился в операционной. Другие, как она, ждали своей очереди. Женщины перед операционной сидели в скорбном молчании. Молодая девчонка, буквально зеленая от волнения и страха… Средних лет женщина с измученным лицом и тоской во взоре… Еще одна дама, внешне вроде бы спокойная, но с такой болью в глазах, что Галка, наблюдая всю эту картину, предпочла закрыть глаза. «И чего я раньше не приехала? Была бы первая. Уже бы освободилась…»
Из операционной вывезли первую пациентку.
– Следующая, заходите! – позвала медсестра.
И молодая девчонка, чья очередь была идти, заплакала.
Она было встала уже, повернулась в сторону операционной, но, не выдержав внутреннего напряжения, не сдержала слез.
– Женщина, заходите! – голос медсестры выражал нетерпение, раздражение и усталость одновременно.
Девчонка плакала, очередь молчала, Галка сидела с закрытыми глазами, сама готовая разрыдаться в любую минуту.
Медсестра вышла в коридор, где сидели пациентки, и с укором во взоре оглядела девушку:
– Детский сад, ей-богу! – нервно произнесла она.
Девчонка всхлипывала, утирала слезы, низко склоняя голову к коленям.
Как будто хотела сжаться в комочек и сделаться невидимой… Она натягивала короткую больничную рубаху на колени, пытаясь согреться или хотя бы защититься от окружающего мира. Пусть такой малостью, пусть даже тонкой, истлевшей от множества стирок убогой тканью в блеклый цветочек.
Медсестра замолчала. Смотрела на девочку сначала брезгливо и свысока, а потом что-то потеплело в ее глазах. Она произнесла вдруг совсем другим голосом:
– Давайте следующая… Кто за ней по очереди…
И не дожидаясь движения среди сидящих, повернулась уходить. Женщина с измученным лицом медленно поднялась и с тяжелым вздохом направилась за медсестрой. Та что-то ворчала в справедливом, как ей самой казалось, раздражении.
Галка пересела поближе к девушке, прижалась к ней плечом. Та, почувствовав поддержку, затряслась в новом приступе рыданий.
– Ну поплачь, поплачь, девочка… – Галка гладила ее по голове и приговаривала: – Все хорошо, милая… Все будет хорошо…
Девочка утиралась подолом рубахи, используя ее в качестве носового платка, поскольку ни пеленки, ни косынки у нее не было. Нижняя часть сорочки быстро промокла и холодила без того дрожащие коленки. Девушка не могла согреться. То ли внутренний озноб, то ли столь сильное напряжение сказывались, только дрожала она всем телом…
