Николас открыл дверцу и, нагнувшись, освободил запор другой дверцы, со стороны Фенелы. Она уселась в машину, и, не произнеся ни слова, они тут же тронулись в путь.
Они ехали бок о бок в полной тишине до тех пор, пока наконец не добрались до поворота на окруженную деревьями шоссейную дорогу и перед ними не открылся Уэтерби-Корт, серый и чудесный в лучах солнца, а у его подножия, словно серебряная чаша, блистало озеро.
В этот момент Николас свернул машину на траву и выключил двигатель.
– Хочешь знать, что случилось? – хриплым голосом спросил он у Фенелы.
И в его голосе настолько ясно читались охватившие Николаса чувства, что Фенела испытала почти физическую боль, услышав его.
В первый момент она испугалась – ей было страшно говорить, страшно что-либо отвечать ему, но затем наконец она поняла, что надо делать, как ему помочь, как смягчить боль от этой новой раны.
– Нет, ничего не рассказывай мне, – проговорила она, – вообще ничего не говори об этом. Я знаю, все знаю о том, что случилось на аэродроме. Ах, Николас, как мне жаль!
Она подняла руки, говоря это, и притянула его голову к себе.
Фенела не осознавала, что говорила в тот момент, в голове у нее вертелась одна мысль – только бы привлечь его сейчас к себе, осторожно отдать ему хоть что-то от себя.
Какое-то время казалось, что Николас сопротивляется ее попыткам, но затем вдруг – как будто стальная броня его гордости треснула – он повернулся к ней, голова его стала наклоняться, пока глаза его не спрятались в ее шее; и тут она услышала его голос, тихий и сломленный.
– Неудача, Фенела, неудача.
– Я знаю, знаю, – услышала Фенела свой голос, – но это ничего не значит. Ты можешь начать свою работу заново, неудачи не будут вечными; наверное, была какая-то мелочь, о которой ты не подозревал, о существовании которой не догадывался.
Она почувствовала, что его руки все крепче и крепче сжимают ее в объятиях.
– То же самое сказал мне и Дик, – ответил Николас, – но Фенела, ведь я так верил в «Кобру». Она так много значила для меня. Я чувствую, что это был наш самолет – твой и мой.
Она почувствовала, как Николас глубоко вздохнул, когда произносил последние слова.
– Возможно, моя часть в этом самолете оказалась недостаточной для успеха, – ответила она.
Затем слова замерли у нее на устах, когда она почувствовала на своей шее что-то теплое, влажное и поняла, что это – слезы Ника.
Ник плачет! Тот инстинкт, который всегда заставлял ее с охотой заботиться обо всех, кто был с ней рядом, подсказал Фенеле в тот момент, что она должна все время окружать заботой и обхаживать и своего молодого мужа.
Она крепко обняла его и прижалась своей щекой к его щеке.
– Не надо, милый, не надо! – умоляла она Николаса таким голосом, как обычно обращаются к маленьким детям. – Мы начнем все снова, мы сделаем это вместе – ты и я. Только ты и я, Ник, если ты позволишь мне остаться рядом с тобой.
Он сделал движение, чтобы выпрямиться на сиденье, и теперь уже смотрел на нее сверху вниз; слезы, стоявшие у него в глазах, текущие по щекам, бессовестно выдавали его чувства.
Фенела посмотрела на Николаса и была зачарована его глазами, тем выражением внезапной надежды, которой они озарились.
«Так вот она какая, любовь», – непроизвольно подумала Фенела, а затем почувствовала, как отозвалось на это ее собственное сердце.
Ей удалось сделать Ника таким, ей удалось удержать его от отчаяния и уныния, удалось превратить горечь его неудачи в радость. Она увидела, что его губы шевелятся.
– Повтори это еще раз, – просил он, – пожалуйста, скажи это еще раз.
Николас говорил это почти шепотом, но ответ Фенелы прозвучал ясно и смело:
– Мы сделаем это вместе, дорогой, – я и ты.
В большой спальне дома Уэтерби-Корт было очень тихо, и Фенела могла слышать даже биение своего сердца.
Она ждала; ждала затаив дыхание, когда откроется дверь.
Ей казалось, что сейчас наступает тот момент, к которому она готовилась всю свою жизнь. Она двигалась к нему очень медленно, но постоянно и неуклонно.
Николас как-то сказал Фенеле, что она напоминает ему реку – широкую и спокойную. Она не знала, как в прошлом, но сейчас ей хотелось быть именно такой, чтобы хоть как-то помочь ему!
У нее было такое ощущение, что все ее чувства и стремление кого-то оберегать, ободрять, поддерживать и утешать, которые она испытывала при общении со своими близкими – My, малышами, Саймоном и Реймондом, – теперь выкристаллизовались в одно – то чувство, которое она испытывает сейчас к Николасу!
Она желала дать ему гораздо больше того, что давала кому-либо прежде; настолько больше, что раньше это вообще было бы вряд ли возможно.
Потом ее вдруг сковал ужас от страшной мысли: а не слишком ли поздно пришло к ней это чувство?
Может быть, из-за того, что она приносила ему так много боли и делала это так часто, теперь он уже больше не верит ей?
Да нет, она просто пугает себя. Фенела тут же вспомнила надежду в его глазах, хоть в них стояли тогда слезы, и изумление в его голосе.
Николас все еще любит ее – он должен любить ее.
Но страх в ней все-таки остался. А может быть, он не догадывается, что она ждет его?
Фенела услышала шорох открываемой двери и увидела, как Николас идет по комнате, направляясь к ее постели.
Она не могла разглядеть выражения его лица, потому что оставила горящей лишь одну свечу.
Николас подошел и сел на край ее кровати.
– Фенела, – нерешительно окликнул он ее.
Она поняла, что Николас не уверен в том, что после всего случившегося она захочет его. И поэтому боялся вновь испытать боль и стыд.
Фенела протянула ему руку и почувствовала, как он крепко, чуть ли не панически сжал ее пальцы.
– Я должна… что-то… сказать тебе, – проговорила она, и голос ее был едва слышен.
– Я слушаю тебя, – ответил Николас.
Фенела глубоко вздохнула.
– Но ты… так далеко… от меня… а это —…большая тайна.
Она почувствовала, как он напрягся.
Потом очень медленно, как будто все время опасался, что его грубо остановят, он лег в постель и обнял Фенелу.
Внезапно она тесно прижалась к нему своим телом и тоже крепко обняла его.
– Ах, Николас… Николас, – шептала она. – Я была такой глупой… такой мерзкой… но я не понимала тогда… я поняла только сегодня… как много значишь ты для меня… как ты нужен мне…
Ее голос перешел в рыдания.
– Люби меня… пожалуйста… пожалуйста, люби меня… и помоги мне… я хочу быть… твоей… частью тебя…
По щекам ее текли слезы.
– Дорогая моя, милая моя, моя обожаемая женушка, – проговорил Николас, и голос его при этом был таким, какого прежде Фенела никогда не слышала. – Я люблю тебя, я обожаю тебя.
