по делу: чего не отвечал?
— С отцом твоим общался, — скрывать я не считаю нужным. Я вообще принял решение ничего от нее больше не скрывать.
Хватит, наскрывался уже. Чуть с катушек не слетел потом.
И ведь, главное, все уже рассказал ей, и не раз, и поклялся, что не собирался в этом споре участвовать, что просто дебил такой, а в реале страдал и планировал субарик отдавать… И то, что потом творил, это тоже потому, что дебил… Все это по видеосвязи ей говорил, пристально отслеживая реакцию на свои слова.
И мне нравилось то, как она реагировала.
Нравилось!
А потом пришел ее папаша и все, блять, сломал опять. Карма у меня, что ли, такая, бесконечно от мужиков из ее семьи отхватывать?
Длинного больше на метр ни к себе, ни к ней не подпущу, вот выйду только!
Буду при появлении в зоне видимости прицельно без разговоров вертушкой по роже отрабатывать. “Превентивные меры” это называется на юридическом мате.
А вот с папашей ее такой фокус не пройдет.
Он, во-первых, старый уже, стариков бить нельзя. И, к тому же, это не длинный, ответить может так, что меня к херам унесет на зону сразу, никакие предки не помогут… Да и стремно это… Брата девушки своей пиздить — это одно дело, богоугодное, я бы сказал. А вот папашу… Неправильно. Надо пытаться сосущестовать в одном городе, блин.
Ну, и прав он во многом.
Я после его ухода много думал, голову чуть не сломал. И надумал кое-что.
Опять, конечно, не без помощи предков, но, думаю, тут они будут рады. Папаша, может, и перекрестится даже, что я за ум взялся…
Короче, решение я принял и только после этого нашел в себе силы принять звонок от Радужки.
И, как оказалось, очень вовремя, моя девочка там вся на нервяк изошла и вот теперь выговаривает, злясь.
А я смотрю и умираю, как хочу ее.
Классная такая.
— С папой? — она ощутимо спадает с лица, — и… что?
— И ничего, — пожимаю плечами, — папаша твой говорил, что тебе надо учиться, а мне надо пойти нахуй. Это если краткие тезисы. А так очень много чего говорил.
— А ты? — напряженно спрашивает Радужка.
И я понимаю, что она хочет, чтоб я сказал, что переубедил отца, что мы нашли с ним общий язык… Она совсем маленькая, моя Радужка, она любит отца, любит своего брата, этого длинного утырка, столько крови из меня попившего своей вечной доставучестью.
И говорить, что я с ее мужиками домашними расплевался в хлам, неправильно. Да и неверно…
У нас так… Перемирие военное. Постреливаем, посматриваем, ждем друг от друга говна.
— А я… А я сказал, что ты — моя. И что все у нас будет хорошо. Пообещал.
— А он?
— А он… Он сказал, подумать…
— Пипец… — Радужка смотрит на меня удивленно, — я думала, что он может только орать. Я в последнее время от него, кроме крика и приказов, ничего и не слышала… Как тебе удалось с ним договориться?
— Да я не то, чтоб договорился… — признаюсь я, — но мы движемся в этом направлении. Ладно, хер с ним. Как ты? Тебя не выпускают?
— Выпускают, — кивает она, — я пригрозила, что, если запрут, сбегу к Альке, и ее папа примет меры.
— И чего твои? — с интересом спрашиваю я, не представляя, как отреагировал на такой хамский ультиматум властный папаша Радужки.
— Ну… Папа огонь из ноздрей попускал, конечно… Но больше ничего. Сказал, решит вопрос по-другому… Теперь понятно, как. Блин, ну вот чего такое, Виталь, — начинает она жаловаться, а я умираю от ее эмоций. Никогда не устану смотреть на нее, это же… Это же блин, вечный кайф, — ну вот я же взрослая… Понятно, что косячила, и что ты косячил… Но мы же сами между собой разберемся, зачем лезть? К тому же ты меня спас. И вообще… Это мое дело, с кем встречаться… А он мне эту тварь… Да он после такой подставы вообще молчать должен… Ты, кстаи, в курсе, что папа нашел тех, кто его заказал? Он еще потому не особо со мной активничал, что занят был слишком, этих придурков в асфальт втрамбовывая… Но вообще, я устала. Я уже не хочу тут. Они меня за человека не считают, так… кукла с глазами, без своего мнения. Одна эта отправка в колледж чего стоит… Я за нее еще отдельно спрошу потом… Это же пиздец голимый, Виталь… Как я его ненавидела, не передать! И Гошку тоже! Но Гошка просто дурак, он потом признался, что был против Англии, а папаша ему пригрозил военкой… А я хочу с тобой… А так переживала… Я думала, умру…
— Выходи за меня замуж, Радужка, — перебиваю я ее, потому что больше не могу терпеть. Она мне нужна. Вот такая, маленькая, растерянная, что-то сбивчиво болтающая. Она такая разная, острая и нежная, дерзкая и ранимая, пробивная и бестолковая… Она моя. Хочу ее себе. Навсегда. И плевать на папашу ее, на его мнение о моих способностях нас содержать и жить вместе.
Блять! Жизнь — дико хрупкая вещь! Сегодня ты на коне, а завтра валяешься на больничной койке и все твои мечты сужаются до момента, когда ты сможешь самостоятельно сходить поссать…
Даже если ее папаша прав, и у нас ничего не получится, потому что мы молодые и безбашенные… Я все равно буду всю жизнь себя проклинать за то, что проебал такой шанс. Ее, мою радужную поняшку, упустил. Только потому, что зассал ответственности.
Нет уж!
— Чего? — оторопело хлопает длиннющими кукольными ресницами Радужка. Она, похоже, настолько увлеклась жалобами, что не услышала или не поняла моих слов…
— Выходи за меня, а? — мой тон поневоле становится просительным, — я не знаю, как будет дальше, но сейчас я хочу, чтоб ты была моей по закону. Чтоб никто не мог больше…
Тут я задыхаюсь, смотрю на нее в упор.
Да, не романтик. Да, пиздец, а не предложение… Но скажи “да”, Радужка… Скажи, а? Я буду тебя любить. Я буду за тебя отвечать. Я буду тебя…
— Сомик… — осторожно спрашивает она, подозрительно блестя глазами, — у тебя температуры нет?
— Нет. Выходи за меня. Поедем ко мне. Будем жить вместе. И Шарик с нами.
— Блин… А может, просто кофту расстегнуть?
Я не выдерживаю и начинаю ржать, ощущая, как по щекам катятся слезы. От смеха, естественно, а как же иначе?
Она мне скажет “да”. Она просто тоже думает, что я не смогу взять ответственность. Не
