Фразу «я тебя люблю» Филипп произнес по-английски, но Даша поняла.
Это признание звучит мягко и мелодично, без единого твердого звука. Он упал к ней в тюль прямо в куртке. Даша быстро оказалась без халата, а Филипп все еще оставался в одежде и в ботинках. Они стали вдвоем раздевать его. А потом все было так, как никогда у Даши раньше не было. Американские слова смешивались с русскими, сыпались на нее труднопереводимым, но таким горячим и пьянящим шепотом, что Даше казалось: если бы даже Филипп не обнимал ее так страстно и не целовал бы так стремительно и жадно, а только говорил бы ей в ухо всю эту американскую белиберду, она от одного этого дошла бы до оргазма. Но он обнимал, гладил, целовал… И Даша тонула в облаке тюля, в иностранном шепоте, в нежности, обрушившейся на нее со всей неизбежностью долго сдерживаемого потока. Пожалуй, она оставалась немного пассивной в этом дуэте, больше принимала любовь, чем отдавала, наслаждаясь ею сполна. И сейчас ей было все равно, кто рядом с ней — иностранный шпион, американский бизнесмен или нищий безработный. Она была на вершине блаженства.
Она явилась в офис его фирмы, точно в назначенное время. Шатров кивнул ей, но не прервал дела — он подписывал какие-то бумаги, разговаривал одновременно по двум телефонам, набирая что-то на компьютере. Кате показалось, что Шатров прячется от нее за всей этой суетой, оттягивая ту минуту, когда нужно будет остаться с ней наедине. Она сидела в кресле, наблюдала за его нервными движениями и сопоставляла его сегодняшнего с ним же прошедшим. С тем, которого она заперла в бане в новогоднюю ночь. С тем, который привез ее к себе домой и дал выговориться. С тем, который привез ее в гостиницу и привел в люкс на втором этаже. Казалось, все это совершенно разные люди. А если добавить сюда того Шатрова, который предстал перед ней на даче у Ильи, то и вовсе пасьянс не сходился. Она не могла найти точки соприкосновения у этих лиц, собрать их воедино, примирить друг с другом. Сейчас она вспомнила второй день на даче — они всей толпой отправились кататься на лыжах. День был солнечный, и снег искрился до боли в глазах. Катались с горы. Катя упала, вся вывалялась в снегу. Шатров принялся отряхивать ее своей перчаткой, а когда стал стряхивать снег с волос, они встретились глазами, и что-то произошло. Катя попыталась воспроизвести в памяти свои ощущения. Замешательство? Испуг? Удивление? Во всяком случае, натолкнувшись на взгляд Шатрова, она поняла, что запомнит это мгновение. Почему? Да кто его знает… Внешне ничего не изменилось. Катя нашла упавшие лыжные палки, оттолкнулась и поехала. Шатров двинулся за ней.
Теперь она поняла, что именно зацепило ее в этом случайном взгляде — он не относился к предыдущей инсценировке, не вписывался в игру. Он был неприкрытым, вовремя не спрятанным. Именно поэтому Шатров так старательно отводил свои глаза от Кати теперь. Или она все это себе придумывает?
— Извини, что заставил ждать, — вывел ее из задумчивости Шатров.
Они вышли из офиса, сели в машину и поехали. Катя ни о чем не спрашивала. Он привез ее в спальный микрорайон, остановил «тойоту» у пятиэтажки. Поднялись на четвертый этаж. Шатров открыл дверь своим ключом. Катя вошла вслед за ним, ни о чем не спрашивая. В прихожей пахло краской, свежей стружкой и чем-то еще. Только что отремонтированная квартира сияла. Катя заглянула на кухню — безупречная чистота нежилой, с иголочки, кухни, слепила, как тот искристый снег. Пахло мебельным магазином. В комнате царила та же нежилая чистота — новый диван, детская кроватка, новенький телевизор.
Катя сняла дубленку, села на стул. Вопросительно уставилась на Шатрова.
— Послезавтра можно ехать за твоим сыном, — сказал Марат. — Я подумал, что здесь вам будет удобнее.
— Здесь?
— Да. — Шатров окинул взглядом комнату, не глядя на Катю. — Фирма купила эту квартиру для тебя. Я помогу тебе устроиться на работу по специальности. Для начала…
— Подожди, — перебила Катя. Она размотала мешавший ей шарф. — Ты хочешь сказать, что купил мне эту квартиру?
— Ну да.
— Зачем? Разве я просила тебя об этом? Ты дал мне деньги на лечение ребенка, этого вполне достаточно, чтобы сделать меня обязанной тебе по гроб жизни. Теперь ты ставишь меня в зависимость еще и этой квартирой! Зачем тебе это? Я-то думала…
— Извини, Кать, я не понимаю тебя. Какая зависимость? О чем ты? Многие фирмы занимаются благотворительностью, что в этом особенного? Я купил квартиру ребенку, а не тебе! В этом нет никакого криминала!
— Не было бы, если бы ты не спал с его мамой!
— Что ты несешь? Спал! Это было один раз, и я, честно говоря, сильно об этом сожалею! Если бы я знал, что…
Вот как? Ты сожалеешь? Ты, наверное, проклял тот день, когда связался со мной, правда? Эдак я вытяну из тебя все твои денежки — сначала лечение, потом квартира, потом обучение, потом еще что-нибудь. Боюсь, у меня не хватит темперамента расплатиться с тобой!
Шатров стоял у окна и смотрел во двор, слушая горький Катин монолог. Ее понесло. Она сама себя ненавидела в эту минуту, но сказанное было сказано… Некоторое время оба молчали.
— Так… — наконец подал голос Шатров, — эту квартиру я записываю на Сашу, и на этом все. Завтра мы привозим твоего сына домой и расстаемся уже навсегда. Я никогда не напомню тебе о своем существовании, обещаю. Ты не будешь от меня зависеть, это железно, я умею держать свое слово. Считай, что лично для тебя я не сделал ничего. Это для ребенка. Такой расклад тебя устраивает?
— Нет.
Он повернулся к ней лицом. В его глазах была усталость.
— Что теперь? Ты мне не веришь? Думаешь, я буду надоедать тебе звонками, стоять под окнами, путаться у тебя под ногами на улице?
Шатров грустно улыбнулся. Катя вдруг поняла, что так все и будет. Если она захочет — она никогда его больше не увидит.
— Нет! — Она поднялась со стула и подошла к нему. Теперь он не мог спрятать глаза. Катя дотронулась до воротника его расстегнутого пальто. — Как ты это сказал? Хочу встречаться с тобой… обыкновенно — как встречаются мужчина и женщина…
— Ты это серьезно?
Катя была так близко… Но Шатров не сделал ни малейшего движения. Он стоял, боясь пошевелиться, руки его по-прежнему лежали на подоконнике.
— Или ты — против? — Ее ладони замерли на его груди.
Шатров чуть качнул головой. Катя обвила его шею руками и прижалась носом к ямке между ключиц. Руки Марата покинули подоконник и переместились к ней на спину. Так они стояли, грея друг друга своим теплом, думая друг о друге. Мысли эти были теплые и осторожные, как само объятие.
— А теперь давай уйдем отсюда, — тихо сказала Катя. — И больше не будем говорить об этой квартире.
