— Ну-ну, — Петр приставил к стене костыли, уселся рядом на табуретку, — зачем же так мрачно? Голова у вас, вижу, целая, цвет лица отличный, зрачки не расширены, белки, — оттянул страховское веко вниз, — белые, — за спиной кашлянула сестра. — Наташа, выйди, пожалуйста. Павел Алексеевич не ребенок, сам в силах рассказать про свои дела. Но я и без рассказов вижу, что отлично. Правда, Павел Алексеевич?
— Правда. Только напрасно вы, доктор, Наташу выгнали. Если бы не она, вряд ли мои дела казались бы такими отличными.
Человек-рентген осторожно прощупывал ребра «адвоката», пропустив мимо ушей робкую реплику.
— Ну что ж, думаю, вы вполне транспортабельны, — сверля глазами гипс, простучал обе ноги, задумался, сосредоточился взглядом на лодыжках, утвердительно кивнул, словно решил для себя что-то важное, и крикнул: — Наталья! — Дверь отворилась. — Принеси-ка нам таз с теплой водой, мою сумку и чистое полотенце.
— Что вы собираетесь делать, доктор? — заволновался Страхов.
— Будем освобождать вас от этого панциря.
— Послушайте, — не воспринял шутку Павел Алексеевич, — но ведь прошло всего пять дней, даже меньше. Разве можно так рано снимать? У моего приятеля был в детстве перелом, так он почти месяц с гипсом на костылях ходил.
— Когда это случилось?
— Ну, — промямлил загипсованный, — лет сорок назад, не помню.
— Помилуйте, батенька, да ведь это же было при царе Горохе! С тех пор медицина, знаете, как рванула вперед? Появились новые методы лечения, новые препараты, мы на многое стали смотреть иначе. Менталитет врачебный изменился, понимаете? Впрочем, если не доверяете сельским врачам, вы вправе обратиться к городским. В Москве много отличных травматологов, Бог в помощь, как говорится. Сейчас напишу вам заключение и — милости просим, консультируйтесь с другими, а я умываю руки. Без доверия врачу больного не вылечить. — В комнату вошла Наташа со знакомой шайкой в руках, обвешанная сумкой и полотенцем. — Спасибо, Натуля, не надо. Павел Алексеевич продолжит лечение у себя.
Страхов вспомнил холодные глаза, загребущие руки, вечную нехватку времени, страх перед белым халатом и мысленно содрогнулся:
— Не уходите, Наташенька! Ваш брат пошутил. Извините, доктор. Вы же знаете, у нас все разбираются в медицине лучше самих медиков. Чем же я-то хуже других?
— Тем, что сломаны ваши ноги, а не чужие, — проворчал Петр и протянул мобильник: — Будете звонить? Я бы сам вас отвез, но мне через пару часов позарез надо быть в больнице.
— Спасибо большое!
Светлана ответила сразу, как будто ждала звонка.
— Господи, Пашенька, куда ты пропал?! Мы уже обыскались, даже в морги звонили! Нигде, слава Богу, нет. То есть не то слава Богу, что нет нигде, а что жив. Где ты? На работе говорят: болеет. Дома тебя уже седьмой день как нет. Что случилось, Паш? Все-таки чуяло мое сердце: что-то с тобой неладно. А я, идиотка, проявила благородство, думаю, зачем лезть в душу, захочет — поделится сам. Ну не дура?
— Все нормально, не тараторь. Ты могла бы за мной подъехать? Если нет, я вызову Геннадия.
— Боже мой, Паша! О чем ты говоришь, какой Геннадий?! Я сию же минуту выезжаю. Только скажи куда?
— Подожди, сейчас тебе назовут точный адрес и расскажут, как проехать. — Он вернул телефон Петру.
Тот вежливо поздоровался, послушал терпеливо с минуту, объяснил дорогу, попрощался и уважительно заметил:
— Заботливая у вас сестра, Павел Алексеевич.
— У вас тоже.
— Это правда, что бы мы без наших сестер? А теперь давайте-ка займемся делом. Нам еще надо поучиться на костылях ходить.
… Светлана приехала через два с половиной часа, когда освобожденный от гипса, измученный «учением», напичканный врачебными инструкциями Павел Алексеевич мирно попивал с хозяйкой чаек. Разговаривали ни о чем, как разговаривают в аэропорту перед прощанием люди, которые обо всем переговорили прежде и теперь только ждут, когда объявят посадку.
Первой услышала звук мотора Наташа и выглянула в окно:
— Кажется, это ваша сестра. Пойду встречу.
Через полчаса Страхов полулежал на заднем сиденье машины, наблюдая за прощанием женщин. В приоткрытую дверцу долетали обрывки фраз.
— Спасибо…
— …берегите…
— Будете в Москве…
— … сколько я вам должна?
Последний обрывок заставил одну резко развернуться и пойти к дому, другую — озадаченно таращиться вслед. «Наблюдатель» вздохнул, пристроился удобнее на дареной подушке и закрыл глаза.
— Вчера я перевела на ваш банковский счет деньги. Как договаривались, сто пятьдесят тысяч. Дело, конечно, ваше, но мне не кажется разумным делить гонорар на равные части. В конце концов в основном работали вы.
— Разберемся.
К столику подошел официант.
— Что-нибудь выбрали?
— Нет.
Малый с бабочкой понятливо кивнул и исчез. Светлана Алексеевна довольно улыбнулась.
— Знаете, Маша, я, признаться, дама скупая, у меня зимой даже снега не выпросить. Однако этих тысяч мне не жалко, хоть они и не с куста сорваны. Я ведь, что называется, бобылка, — призналась глава процветающей строительной фирмы. — Детей нет, мужья только бывшие, живу одна. По большому счету, у меня только брат да денежные счета, — невесело скаламбурила она. — Но в погребальной рубашке карманов нет, на тот свет даже рубль не захватишь. А на этом ради Пашкиного покоя я ничего не пожалею. Мой брат, конечно, умница, но мужик, и этим все сказано. Ничего, — усмехнулась, — теперь, может, поймет, наконец, что не всегда сладко, когда распирает ширинку, гораздо слаще, если возбуждается душа, — Страхова с уважением посмотрела на собеседницу. — А у вас светлая голова, Маша, берегите ее. То, что спрятано в этой коробке, — постучала указательным пальцем по своей макушке, — никогда не позволит вам стать неудачницей, даже если вы останетесь вдруг без копейки. Так все продумать смог бы далеко не каждый.
— Вы мне льстите, Светлана Алексеевна.
— Нет, дорогая, я горжусь вами. Примете от тертой тетки совет?
— С удовольствием.
— Если еще представится подобный случай, смело требуйте от заказчика больше. Когда приходится вытаскивать из дерьма дорогого тебе человека, пойдешь на любые траты.
— Я учту, — улыбнулась Мария.
— Передавайте привет и мою благодарность Дмитрию. Я иногда жалею, что у нас с ним большая разница в возрасте. Между нами, Елисеев меня возбуждает.
— Десять лет — не так много. Есть женщины, которых это не пугает, скорее, наоборот.
— На свете немало дур. Я, слава Богу, их ряды пополнять собой не собираюсь. Прощайте, Маша. Думаю, мы вряд ли еще увидимся. Но если где-нибудь вдруг столкнемся случайно и кто-то вздумает нас познакомить, что ж, такому знакомству я буду очень рада. А сейчас, к сожалению, мне пора. Но вы оставайтесь, не стесняйтесь, заказывайте, что хотите, все оплачено. Сегодняшний ужин — скромная премия за отлично выполненную работу. — Она поднялась со стула и подмигнула. — Когда станете безобидной старушкой, издайте книжку: сто полезных советов, как пудрить мозги. Буду жива — профинансирую.
