— Послушай, Елисеев, прекрати выдрючиваться! Скажи нормальным языком, что ты хочешь?
— Ну вот, — огорчился он, — вроде гуманитарий, а образную речь не приемлешь.
— Это не образы, а кривые ходули, на которых заваливается каждая фраза.
— Хорошо, я скажу. Помнишь, мы как-то собирались построить совместный бизнес? И ты сама тогда первой бросила эту идею. Только я, дурак, не врубился сразу. Помнишь?
Конечно, она не забыла и свое робкое предложение, и непонятную Митькину ревность, и его жалкие потуги найти потом общий язык.
— Не помню.
— Мань, не ври, а? Я что, не знаю, какая у тебя память?
— Ладно, что ты предлагаешь?
— Вот это другой разговор!
Елисеев недаром добился успеха в рекламном бизнесе, он продумал раскрутку идеи до мелочей. Как заключать договор, как добывать информацию о клиенте, как сделать Марию неузнаваемой и недоступной.
— Мы забьем сайт, откроем новый банковский счет. Никакого офиса, секретарш и прочей мути — связь только через Интернет. Я пущу слух, что есть мадам Икс, которая творит чудеса и может выполнить невыполнимое. Например, вернуть время, вернуть лучшее, что было когда-то в жизни, вернуть вкус к жизни — в общем, то, что казалось безвозвратно утерянным. Договор будем заключать с предоплатой, большую часть, естественно, придется тратить на сбор информации. Алена тебя всегда преобразит так, что родная мать не узнает, а когда и сама на подхвате побудет.
— Клюква какая-то.
— Допустим так, ну и что? В клюкве, между прочим, полно витаминов, а они, как известно, повышают жизненный тонус. К тому же ягодка эта для многих желанная, народ готов выложить за нее любые деньги, так что польза от нее немалая. Соглашайся, Маня! Ты на одном убогом заработала квартиру, на другом — сто пятьдесят кусков зеленых, причем одной левой, в охотку.
И кстати, сделала обоих гораздо довольнее жизнью, чем до встречи с тобой. Признайся, тебе же самой это в кайф, разве я не прав?
Вокруг пили, чокались, ели, на пианино негромко наигрывал джаз музыкант, бесшумно порхали среди столиков «бабочки» — уютная атмосфера элитного ресторана, в которой приятно расслабиться после нелегких трудов.
А они сходили с ума — пара безумцев, сдвинутых на торговле счастьем.
— Если скажешь «да», Алена уйдет из театра и переберется в Москву. Она от тебя балдеет, говорит, что таких «режиссеров» еще поискать. И вообще, играть в жизни, пусть даже таких, как Ванечка, ей нравится больше, чем изображать чужие страсти на сцене.
— Мне казалось, в нашем проекте ненормальных — двое.
— Трое, — заверил Елисеев с блаженной улыбкой.
* * *
Девушка открыла глаза. Низкий каменный потолок, кое-где змеятся глубокие трещины, по невидимой паутинке к лицу спускается паучок. Она стала внимательно наблюдать за мохнатым ткачом, деловито сучившим лапками. Потом вспомнила детскую поговорку и быстро пробормотала: к добру — взвейся, к худу — убейся, повторив для верности трижды. Паук в нерешительности застыл, словно на перепутье, недоверчиво сверкнул крохотными бусинками глаз, поколебался, послушно пополз обратно вверх. «Молодец!» — похвалила советчица и продолжила осмотр дыры, в которой очутилась непонятно каким Макаром. Страха не было, одно любопытство, жадный интерес ко всему, что ее окружало. Казалось, судьба проявила милость к заурядному индивиду и предложила приключение не хуже киношного. Как она сюда попала, почему лежит на этом топчане, куда девались остальные — ни один вопрос не давал ответа. Она помнила, как сдуру без провожатых поперлись в горы, разожгли костер, напробовались на радостях местного вина, потом Белов признался в любви и позвал замуж, помнила тропинку, бесшабашный подъем, помнилось даже падение, а после — в памяти полный провал. В углу вдруг кто-то вздохнул.
Девушка вздрогнула — не от испуга, от неожиданности. Из темноты выскользнуло на Божий свет привидение. Черная ряса, черный колпак, загорелое худое лицо с горбатым носом и темными сверкающими глазами — не человек, выходец с того света, явившийся на этот по невинную душу.
— Здрасьте! Вы кто?
— Ты дочь Бодуна, — он спрашивал, как утверждал.
— Да.
— Мария.
— Откуда вы меня знаете? Знакомы с папой?
— Ты задаешь слишком много вопросов, для юной девушки это нехорошо.
Молодая москвичка презрительно фыркнула, но решила смолчать. По всему видать, что дед хоть не страшен, но лучше ему не перечить, особенно здесь, на Кавказе, где женщине и рта без разрешения не раскрыть. «Знаток» горных законов нацепила маску паиньки, кротко сложила ручки.
— Молодец, — одобрил фантом, — человек суетиться не должен. Суета вытесняет его с территории, поняла?
— Нет.
— У каждой судьбы, девочка, своя территория. Там люди рождаются, любят, живут, оттуда смиренно уходят, — он нес полную чушь, понять которую невозможно и трезвому, а у нее в голове еще шумело молодое вино. — Если будешь активно вторгаться в чужую судьбу, давить других, чтобы самой шагалось легко, хитрить, завидовать, врать — опустошишь свои владения и вместо урожая соберешь одни камни.
— Во-первых, я совсем не завистливая, — не сдержалась цыганская дочка. — А во-вторых, у нас нет никаких владений, значит, нечего собирать.
— Владения есть у каждого, — строго возразил горбоносый чудак, — их отмеряет человеку Господь. А тебя он еще наградил и даром внушать любовь.
— Разве это плохо?
— Когда им питают жизнь — хорошо. Но есть владения, как выжженная пустыня, где уничтожено все, что должно там расти: вера, надежда, любовь. Территория есть, а жителей нет, только суета, пустота и обман. — Он подошел к изголовью, стал рядом, продирая острым взглядом насквозь. — Заруби себе на носу: территорию отводит Бог, но властвует там человек. Можно даже в угол загнать свою душу, душа человечья крепкая, держится до последнего. Ты только каплю вина ей оставь, чтобы не иссохла, да крошку хлеба, чтоб не оголодала совсем — она будет жить. — Старик положил руки на девичьи глаза, ладони неожиданно оказались нежными, прохладными, пахнущими душистой травой. — А теперь спи. Знаю, ты не все поняла, но сказанное слово, как брошенное семя, обязательно принесет плоды. Спи, Мария! Когда проснешься, забудь меня и слова мои, для тебя пока странные, — и выдохнул, как припечатал: — Да будет так!
* * *
— Может, ты ведьма?
— М-м-м?
— Нет, правда, признайся: может быть, твоя матушка согрешила с бесом?
