же на экране высвечивалось несколько уведомлений о входящей почте. В основном, рассылка от модных бутиков, где мы со Стэллой побывали во время путешествия по Европе. Открыв фотографию изящных босоножек, я глянула на свои резиновые сапоги. Подумала и оформила заказ, добавив к босоножкам сумочку и заколку в виде завитой ракушки с жемчугом. Интернет пропал и появился снова, после чего окончательно исчез.
Убрав телефон обратно, я стала наблюдать за дорогой. Каменистая, покрытая рытвинами, она сменилась более ровной, деревья стали реже. Снова дождь…
— Не хочешь позвонить сестре?
Наткнувшись на взгляд Руслана, я отрицательно качнула головой.
— Не хочу.
— Может быть, всё-таки стоит?
— Может быть, и стоит, — не стала я спорить. – Но я не хочу.
— Если это принципиальность, вряд ли оно того стоит, — несмотря на начавший накрапывать дождь, Рус опустил стекло.
Свежий, наполненный запахами земли, озона и молодой листвы воздух проник в салон. Там, где я выросла, воздух был совсем другим – сладким. Вот только он не пах свободой.
— Как бы ты ни злилась на Стэллу, пойми одно – то, что она сделала, она сделала только потому, что заботится о тебе.
— Я устала, Руслан, — может быть, сказала я это с излишней горячностью, но пытаться что-то объяснить мне было не нужно. Это вызывало во мне только гнев. – Устала от того, что все пытаются построить мою жизнь за меня. Стэлла… Это не забота. Забота – это когда ты болеешь, а сестра приносит тебе горячий чай и уговаривает выпить молоко с мёдом. Это когда идёшь в магазин и думаешь не только о себе. А то, что сделала она… Я даже говорить об этом не хочу!
— Каждый проявляет заботу как умеет, — на меня Рус не смотрел. Одна его рука лежала на руле, вторая на боку свернувшейся на коленях кошки. – Позвони сестре, Ева, — уже более настойчиво.
— Я не буду звонить ей, — повторила, борясь с желанием встать и уйти в комнату. Что-что, а мои отношения со Стэллой его точно не касаются.
— Ты ведь ничего не знаешь о ней. Прежде, чем жечь мосты, тебе бы стоило понять, почему она сделала именно так.
— Прежде, чем учить чему-то меня, — в тон ему ответила я, — тебе бы стоило разобраться в отношениях с собственным братом. Когда ты сделаешь это, тогда мы поговорим о Стэлле.
Не глядя на него, я поднялась и, забрав корзинку, ушла в комнату.
Зря он напомнил мне о сестре. Среди уведомлений о непрочитанной почте был один пропущенный вызов – от неё. Но перезванивать я не собиралась. Всё, что нужно было, я ей уже сказала. Если она хочет извиниться, пускай напишет сообщение. Только к чему мне её извинения?! Да и вряд ли сестрица снизойдёт до подобного.
Отнеся корзинку в кухню, я ответила Лиане на её вопрос о том, как мы. Предусмотрительно не стала уточнять где мы находимся, написала только, что всё в порядке и, присев на край не застеленной постели, глянула на измятые с ночи простыни. С детства не любила заправлять кровать. Как же ругала меня за это Анна…
Воспоминания, мысли о прошлом затягивали. Подойдя к скрытому плотной шторкой окошку, я отдёрнула её. Деревьев уже не было, вместо них – тянущаяся вдали полоска сливающегося с серым, темнеющим небом моря. То ли обратно Руслан решил поехать другой дорогой, то ли…
— Куда мы едем? – без предисловий спросила я, вернувшись в кабину. Уселась рядом с ним, гадая, дождусь ли от него ответа после того, как сказала про брата.
— Домой.
— Домой? – ответ ввёл меня в некоторое замешательство. – Ты же сказал, что мы пробудем здесь несколько дней.
— Я передумал, Ева. Мы едем домой.
20
Ева
Сквозь окно в спальне Руслана я наблюдала за тем, как одна за другой на территорию дома въехали четыре чёрных машины. Стёкла были тонированными, но отсюда я в любом случае не смогла бы различить, сколько человек находится в каждой из них. Оно мне и ни к чему. Развернувшись к дому широкими, квадратными носами, внедорожники выстроились в ряд у ограды. Дверцы захлопали, возле машин появились фигуры в чёрном.
Вздохнув, я поднесла к губам бокал с лёгким фруктовым вином, которое налила ещё около получаса назад и к которому так и не притронулась.
За прошедшие с нашего возвращения в дом два дня Руслан превратил его в самую настоящую крепость. По всему периметру территории была выставлена охрана, сам дом проверили сверху донизу, обслуживающему персоналу покидать особняк было запрещено. Как и мне самой.
Вино было приятным, немного сладковатым и всё ещё прохладным. Пригубив его, я хотела поставить бокал обратно, но так и не сделала этого. Услышала раздавшееся за дверью мяуканье, настырное поскрёбывание когтей о дерево и решила, что проще пустить Жордонеллу в спальню, чем делать вид, что не замечаю её.
Сделав это, я вернулась к окну. Самого Руслана я почти не видела. Уходил он рано, ещё до того, как я просыпалась, и только вечером мне удавалось урвать немного для себя. Минуты, наполненные струящимся по венам возбуждением, влажными поцелуями и одним на двоих ритмом.
— Вообще-то, здесь занято, — обратилась я к трёхцветке, когда та, потеревшись о мои ноги, запрыгнула на постель.
Презрение, с которым она на меня смотрела, было даже сильнее, чем в первые дни после моего возвращения. Пройдясь по покрывалу, она развернулась ко мне задом и легла на ту половину, где спал Рус.
— Боюсь, что мы с тобой не соперницы, — снова обратилась я к ней, когда она приподняла голову.
Жордонелла широко зевнула, продемонстрировав мне острые зубы и розовый язык, и принялась вылизываться.
Вслед за первыми четырьмя, в ворота въехало ещё две машины. Были ли другие, я не знала и не хотела знать. Отошла от окна