class="p1">В больнице наблюдающий меня невролог делает пару тестов, расспрашивает о состоянии в течение дня и режиме сна, после чего отправляет меня в кабинет физиотерапии на восстановительные процедуры. Я даже полюбила туда ходить, а во время массажа частенько засыпаю.
Когда спустя час, расслабленная и дезориентированная, я выхожу на улицу, чтобы найти Николая, то на его месте вижу знакомую черную машину. Сонливость как рукой снимает, а грудь распирает радостью. Борис. Это его номера.
Я с улыбкой машу ему рукой и, плотнее запахнув пиджак, скрывающий пятно от чая на рубашке, иду к машине.
— Сона? — неожиданно слышится знакомый женский голос, от которого волоски на предплечьях встают дыбом. Хлопнув дверью большого белого внедорожника, на меня вопросительно смотрит мать Лены.
— Здравствуйте, — с трудом выговариваю я, боясь глядеть в сторону Бориса. — А вы здесь…
— Плановые анализы, — поясняет Виктория Константиновна, еще до того как я успеваю закончить свой вопрос. — Как твое самочувствие? Я слышала о том, что ты попала в больницу, и очень сожалею.
— Спасибо. — Смотреть ей в глаза не получается, поэтому я разглядываю носы своих ботинок. — Сейчас со мной уже все в порядке.
— И это прекрасно. От аварий, увы, никто не застрахован. Таковы минусы комфортной езды на автомобиле… Даже если сидишь на пассажирском сидении.
Мне чудится, что так она хочет защитить Лену в моих глазах, хотя я вроде бы на нее не нападала. Значит, таковы минусы комфортной езды? Угроза стать инвалидом? Становится неприятно, и даже страх быть уличенной в связи с Борисом отходит на второй план. Матери Лены достаточно было выразить мне свое сожаление.
— Нужно идти, — я неопределенно киваю в сторону. — Хорошего дня.
Ответной вежливости не получаю, потому что все внимание матери Лены сосредоточилось на чем-то, находящемся у меня за спиной. Вернее, на ком-то. Обернувшись, я вижу приближающегося к нам Бориса.
— Закончила? — преспокойно осведомляется он, тронув меня за плечо. — Можешь садиться в машину. Здравствуй, Вика.
Мне не нужно смотреть на Викторию Константиновну, чтобы убедиться, в какое изумление привела ее наша очередная совместная встреча.
— До свидания, — бормочу я, едва ли не бегом устремляясь в сторону Мерседеса.
Борис возвращается в машину спустя пару минут. Выглядит спокойным, разве что немного хмурится.
— Я понятия не имела, что мы можем здесь встретиться, — шепотом говорю я.
— Не стоит из-за этого переживать, — отзывается он и ласково сжимает мое колено. — Выдалось свободное время, поэтому я решил сам тебя встретить.
— Я польщена, — с кокетливой улыбкой отвечаю я, решив в этот раз не слишком терзаться виной. В конце концов, Борис знает, что делает. — И какой он у нас план?
— У меня есть не больше часа, так что я просто отвезу тебя домой и, возможно, выпью кофе.
—————
— Я хочу спросить одну вещь… — робко говорю я, макая пакетик в чашку с кипятком. — Но пообещай, что ответишь честно.
На лице Бориса появляется усмешка, но взгляд остается серьезным.
— Я ведь однажды просил не пытаться меня подловить. Спрашивай. Врать я в любом случае не буду.
— Почему вы расстались… С Викторией Константиновной?
Выдохнув давно мучавший меня вопрос, я вглядываюсь в его лицо. Наверное, отчасти мне страшно увидеть в нем признаки боли, означавшие, что у Бориса все еще есть чувства к бывшей жене.
— У меня нет намерения это обсуждать, — твердо и немного холодно говорит он через паузу.
Я предполагала, что он так ответит, но все же… Разве близость между людьми не предполагает доверия? Я не хочу лезть к нему в душу, выпытывая подробности, но мне действительно хочется знать. Может быть, это поможет мне поверить, что у нас с Борисом действительно все не просто так.
— Это был простой вопрос, — тихо говорю я. — Ты знаешь обо мне практически все, а я о тебе ничего. Знаешь, почему так происходит? Потому что ты не подпускаешь меня к себе. И это меня мучает…
Я смотрю ему в глаза.
— Когда испытываешь чувства к другому человеку, хочется быть к нему как можно ближе… Знать, чем он дышит, понимать его переживания… Я не тешу себя надеждой, что ты станешь посвящать меня в свои дела. Но мне нужно хоть что-то…
— Она изменила мне с одним знакомым, — выстрелом звучит над столом. — Когда-то я считал его своим другом.
Я не сразу нахожусь, что сказать, и несколько секунд лишь растерянно хлопаю глазами. Мама Лены изменила Борису с другим? С кем-то, кого он считал своим другом? Мне даже кажется, что я ослышалась. Разве кто-то в здравом уме способен изменить такому мужчине? Красивому, мужественному, заботливому? Который так возбуждающе сладко целуется. К тому же, они были женаты много лет, у них есть общая дочь… Да что вообще творилось в голове у этой женщины?!
— Кем бы ни был этот твой друг, Виктория Константиновна повела себя как беспринципная ду…
Вспомнив о возрастной иерархии, я осекаюсь и заканчиваю гораздо скромнее, чем собиралась:
— В общем, я считаю, что она совершила огромнейшую ошибку, в которой наверняка каждый день раскаивается.
Загрубевшие черты Бориса смягчаются, а в суровом взгляде появляется намек на веселье.
— Что? — переспрашиваю я, когда он продолжает молчать.
— Забавно наблюдать за тем, как твой характер борется с воспитанием.
— Ничего он не борется… — начинаю я, испугавшись быть уличенной в ханжестве или грубости.
Но потом вдруг понимаю, что он говорит это совсем не в упрек. Может быть, даже наоборот. По крайней мере, так мне кажется из-за теплоты и интереса в его глазах.
— Ты ведь совсем не тихоня, малыш, — задумчиво продолжает Борис, оглядывая меня. — То, что в тебе есть стержень, я еще в день знакомства понял, а вот остальное вижу постепенно.
— Я никогда и не пыталась быть скромной…
— На фоне Лены ты поначалу мне такой казалась, — мягко перебивает он. — Готовой задвинуть себя на второй план ради других.
— А сейчас?
— Сейчас нет. В день, когда ты выдвинула мне ультиматум о поездке за город, стало ясно, что с тобой могут возникнуть проблемы. Помню, я уже говорил об этом.
Борис улыбается, поэтому мне не приходится изводить себя лишними домыслами о своем неправильном поведении.
— Ну и какая я, по-твоему,
