в порядке, правда, — слабо улыбаюсь, — и не переживай. Я не была одна. Вокруг меня всегда были люди, готовые помочь.
— Но не я…
— Не ты.
Боль в щеке и разбитых губах вытеснила боль из души. Там, где еще недавно пульсировала глубокая рана, уже начал образовываться рубец.
Все еще грустно, что так все обернулось, что семейная жизнь, которая казалась незыблемой на протяжении пяти лет, рассыпалась, словно карточный домик. Но кроме этой грусти появляется что-то еще. Надежда на то, что лучшее впереди, и вера в то, что в мире много хороших людей. Друзья, коллеги, случайные знакомые и даже просто соседи, откликнувшиеся на призыв о помощи.
— Я сейчас приеду!
Слышу, как хлопает дверца машины.
— Зачем? — спрашиваю устало.
— Затем, что я твой муж!
— Это ненадолго, Березин. Я подала на развод.
— Что? Когда? — он явно паникует.
— В тот же день, когда вытащила тебя из квартиры Прокиной.
Я смутно помню, как приехала в ЗАГС, оплатила госпошлину и подмахнула заявление на развод. Все было как в тумане, словно не по-настоящему. Я даже сама себе не верила, казалось, что дурной сон, от которого вот-вот очнусь. Когда сотрудница ЗАГСа сказала, что придется ждать целый месяц, и за это время можно будет поменять решение, я почему-то была уверена, что передумаю. Что все изменится, что справимся. Но вот прошло почти две недели, а я ничего не хочу забирать. Наоборот, только сейчас поняла, насколько правильным было то мое решение.
Ругается в трубку. Не на меня, а на всю эту ситуацию в целом.
— Зачем? Да, ошибся, подвел. Но я все понял! Осознал! И клянусь, что больше никогда такого не повторится.
— Никогда не говори никогда.
— Мы справимся со всем этим. Преодолеем. — давит он, — Начнем заново…
— Леш, ты не понял? Я не хочу ничего преодолевать. Понимаешь? Все что нужно и важно, я уже преодолела. Справилась. Сама. И я понимаю, что потери неизбежны. Очень жаль, что главной потерей оказался наш брак, но…— жму плечами, забыв, что он не может меня видеть, — но значит, нам просто не суждено быть вместе.
— Кир, не надо. Не отворачивайся от нас. Неужели ради семьи ты не можешь простить и погасить свою гордость?
— Ты не смог ради семьи удержаться от измены, а от меня ждешь прощения и подавленной гордости? Тебе не кажется, что обмен неравноценный?
— Я же признал, что ошибся! Признал!
— Зато я не ошиблась. До встречи в ЗАГСе, Леш. И счастливого пути.
Сбрасываю звонок, чувствую неимоверное облегчение. Будто избавилась от камня, со всей дури давящего на плечи. Свобода. Немного горькая и болезненная, но такая правильная.
Водитель притормаживает у аптеки, и спустя минуту у меня в руках бутылочка с водой и пачка обезболивающего.
— Спасибо, — я благодарно улыбаюсь, и закидываю в себя несколько таблеток, — завтра буду красивая-я-я-я-я. Просто принцесса.
Как ни странно, но мне хватает сил шутить. Я считаю это хорошим знаком.
Жизнь продолжается.
Алексей
Стоит только вспомнить тот день, как в груди начинает дубасить.
Я честно думал, что в любой момент смогу остановиться, долго балансировал на грани самообмана, но потом сорвался. С одной стороны Кира наседала, мотая нервы, с другой стороны Марина, как глоток свежего воздуха.
Где-то внутри сидел червяк и нашептывал, что жена права, что херню творю, что если хочу сохранить семью, то надо завязывать с такими играми. И в тоже время злился. Не знаю, на кого больше. На Киру, которая раз за разом выбивала меня из равновесия, тыкая носом в собственное дерьмо, как несмышленого котенка. На Прокину за то, что снилась по ночам и такое вытворяла, что просыпался с тахикардией и вигвамом. На себя за то, что спалился и мотался как говно в проруби, не в состоянии определиться и как-то разрулить эту ситуацию.
А потом очередная ругань, и я подумал, а почему бы и нет? Раз мне все равно не верят, то зачем себя ограничивать?
Мне даже специально захотелось это сделать. Чтобы что-то кому-то доказать, погасить этой выходкой тот дисбаланс, который давил в груди. Хотелось Кире сказать, что сама виновата. Спровоцировала! И поднимался я тогда к Марине в квартиру с диким предвкушением и желанием сделать по-своему. Бунтарь недоделаный.
А потом звонок и стальное:
— Выгляни в окно, милый. У тебя три минуты чтобы спуститься.
Я к окну. А там действительно Кира. Хладнокровно подбирает камень.
Меня аж перетряхнуло и сердце оборвалось, не справившись с резким кульбитом. На ходу поправляя одежду, рванул к двери, отпихивая от себя наполовину раздетую Прокину. Выскочил, не чувствуя под собой ног, что говорить — не знал, слова напрочь все вылетели, как себя вести — вообще не представлял. По ощущениям как в детстве, когда попадался на какой-нибудь шалости, и понимал, что сейчас влетит по полной. Только внезапно выяснилось, что детство давно позади, и за шалости меня ругать никто не собирался. Все гораздо хуже.
Это я понял только в тот момент, когда увидел Кирины глаза. Холодные, пустые. Если до этого они пылали, полные ревности и негодования, то теперь там ничего не было. И именно эта пустота железным молотом, с размаху впечатала в мою тугую голову понимание, что я чуть не натворил. Будто водой ледяной окатили, смывая наваждение.
Язык где-то в жопе. Сказать ничего не могу. Что-то мычу, бездарно хватаю ее за руки, а когда она скидывает мне кольцо, чувствую, как поджимается что-то в животе. Горячее и острое. Я вдруг понял, что больше всего на свете боюсь, что Кира отвернется от меня и уйдет. Я так привык, что мы вместе, рядом, несмотря на разногласия, что даже мысли не допускал о поломке.
Кира уехала. Скрылась с радаров так, что я не смог до нее достучаться и, ночуя один в нашей квартире, готов был бросаться на стены от отчаяния, а на следующий день, когда все-таки пришла, стало еще хуже. Пустота из взгляда никуда не делась. Она, наоборот, ширилась, и Кира ее принимала! Отпускала меня.
В плане прощения моя жена оказалась капец какая жесткая и неподатливая.
Я чувствовал, как она отказывается от меня, как обрывает нити, которые связывали нас все эти годы. И не собирается бороться!
Я отказывался в это верить. Из-за чего? Из-за пустышки Прокиной? Серьезно? Да меня в
