Влюбиться на максимум (СИ) - Вийя Шефф

Месть? Да… И жестокая. Женская. Мы умеем бить в слабое место.

Калинин меняется. Улыбка сходит с лица, а глаза становятся почти чёрными, в них столько гнева, что меня передёргивает, а по спине ползёт ледяной холод. Но я не отвела взгляда, выдерживаю… Краешек его губ начинает дёргаться от злости, руки сжимаются в кулаки. Из-за выражения его глаз становится страшно.

Больно? Мне было тоже… Но я нашла способ заштопать раненое сердце, мне помогает друг, который своим вниманием и любовью каждый день стежок за стежком исцеляет разорванный на клочки орган. Возможно, когда-нибудь я смогу забыть тебя и полюбить его. А возможно и нет… Но мы с тобой точно не пойдём одним путём.

Я выхожу из машины и словно пьяная, пошатываясь, плетусь к своей. Глаза застилают слёзы.

Какая же я дура! Как могла разрешить минутной слабости перевернуть мой мир с ног на голову? Сейчас я словно возвращаюсь в тот лес, в машину Мерзликина и он делает своё ужасное дело. Чувствую себя гадкой и грязной, будто окунули с головой в засранный унитаз.

Вытерев слёзы, я выдыхаю, беру себя в руки и уезжаю, оставляя Калинина одного в этой завывающей пустоте.

Круглосуточная аптека… Как же трудно и стыдно покупать что-то, касающееся интима. Но у меня нет выхода — нужно.

За прилавком совсем молодая фармацевт, наверняка только из училища.

— Что хотите? — внимательно осматривает меня, задерживаясь на опухших от слёз глазах.

— Мне… таблетки… для… экстренной контрацепции, — произношу с трудом.

— Какие?

Без понятия! Которые помогут.

— Не знаю… А какие лучше?

— Не в курсе. Я не принимала, — вроде грубит, но с каким-то волнением.

Можно подумать я их раньше горстями ела.

— Давайте самые популярные, — мямлю в ответ.

Она открывает один из ящиков, достаёт упаковку лекарств и кладёт на прилавок.

— С вас шестьсот пять рублей.

— Офигеть! Это за одну таблетку? — удивляюсь цене.

— Лучше столько, чем потом всю жизнь на детей пахать. Берёте?

— Да… — достаю с кармана карту и расплачиваюсь.

Она всё это время смотрит на меня, не отрывая глаз.

— Может полицию вызвать? — меняет вдруг свой тон на заботливый.

Что? Зачем?

Она думает, меня изнасиловали.

— Нет… Я по согласию, — зачем-то откровенничаю с ней.

— Первый раз?

Качаю головой утвердительно.

Она наклоняется под прилавок, достает и ставит на стол коробочку с Мирамистином.

— Это ещё возьми, обработаешь.

— Спасибо! Но у меня дома есть, — отказываюсь.

— Тогда это, — берёт с полки упаковку презервативов и подаёт мне. — Подарок.

Беру и прячу в карман.

— Благодарю…

Мама встречает в дверях. Взволнованная.

— Почему так долго? Я уже вся извелась.

— Мам, я не маленькая. Не нужно за меня переживать, — с трудом скидываю ботинки, нагибаться больно.

— Погоду видела? Аварий по городу пруд пруди. Это что кровь? — поворачивает мою руку к свету.

На рукаве белой куртки здоровое кровавое пятно. Видимо я испачкала, когда ставила руку на сиденье.

Как я его раньше не заметила?..

— Егор открывал банку с чипсами зубами и порезал губу, — вру. — Представляешь, оказывается, можно бумагой порезаться. Я помогала ему кровь остановить, вот и вымазала рукав.

— Руками открыть нельзя было? — хмурится мама.

— Да, понтовался просто, — улыбаюсь. — Я пойду приму ванну и спать. Устала…

Сегодня я принимаю именно ванну, а не душ. Набираю полную и лежу, пытаясь смыть с себя придуманную грязь. Теперь я понимаю, почему женщин раньше такими считали, после потери девственности. Ты действительно чувствуешь себя будто вывалянным в чем-то отвратительном. Это на уровне подсознания. Это грех…

Но поздно раскаиваться — дело сделано. Оттерев, всё тело как следует, я обрабатываю свою рану, как и посоветовала девушка в аптеке, Мирамистином. Закидываю в рот таблетку. Она права, это гораздо дешевле, чем воспитать ребёнка. Пустую упаковку кидаю в ведро для мусора, на дно, чтобы мама не заметила.

Мои сны этой ночью кошмарны. Они раз за разом отправляют меня в машину к Гордею. Заставляют всё пережить снова и снова.

Ненавижу тебя, Калинин! Ты меня сломал и уже не починить.

Через пять минут урок Калинина и у меня начинается мандраж. Руки трясутся так, что всё вываливается из них. Я уже второй раз карандаш на пол роняю.

А он спокойно сидит за стеной сзади и в ус не дует, что меня перед нашей встречей так колбасит.

— Макс, у тебя всё нормально? — смотрит заботливо Егор.

Сегодня я решила на уроке сесть с ним за одну парту. Думала, что не буду волноваться с другом рядом.

Фиг там! Всю трясёт от страха.

— Да, Макс, ты с утра странная… — поворачивается к нам Линка. — И вчера ни разу не ответила на сообщения.

— У меня вчера был тюлений день.

Я действительно весь день провела в постели, вставая только в туалет и за чаем. Лежала и жалела себя… Свои больные душу и тело. Кажется, на меня накатывает депрессия.

Мама несколько раз порывалась со мной поговорить — не вышло. Под вечер хотела вызвать врача, не нравилось ей моё состояние. С трудом пришлось уговорить её успокоиться и не паниковать. Тогда она позвонила отцу, и тот быстро нашёл слова поднять меня из кровати и поесть впервые за день.

Звонок, как железом по стеклу, режет слух и душу. Сейчас я увижу глаза Гордея. Но в них ничего… Он, как ни в чём не бывало, вышел из своей препараторской и начал свою лекцию.

Красивый весь, сука! Вместо привычных костюмов сейчас на нём синие брюки и голубая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, а верхние три пуговицы расстёгнуты и обнажают кусочек груди. Черт! Что ж ведёт-то так, а внизу живота теплеет и зудит?

Он холодный, как снеговик. От него так и несет морозом. Такого равнодушия в его глазах я никогда не видела. В них бывало всё, кроме отсутствия интереса.

Ни разу даже не взглянул на меня, я словно отсутствую. Пустое место…

" Ты же этого и добивалась… "

Но не так же! Он даже не страдает.

У меня будто ангел и дьявол сидят на плечах, и один победно радуется, а второй в панике не понимает — как так можно.

Егор берёт мою руку и прижимает к своей щеке. Делает это непроизвольно, мне так показалось, даже не смотря на меня, внимание на Калинина. А меня от его жеста немного покоробило. Я медленно отнимаю руку и прячу под