парту. Фролов с обидой в глазах поворачивается ко мне.
— Мы на уроке, — шепотом оправдываю свой поступок.
Он улыбается, находит руку под партой и сжимает мои пальцы. Такой нежный и тёплый, а у меня полное отсутствие радости, которую я последнее время испытывала рядом с ним. Её вытравили из моей души… Всего одна ночь и я совершенно другой человек.
Я смотрю на пальцы Калинина, которые скользят маркером по доске, рисуя какую-то схему. Дальше на запястья, сильные предплечья с выступающими синими венами. Выше и выше, до расстёгнутого ворота рубашки. В голове всплывает воспоминание, как я запускала туда руки и гладила его гладкую кожу. Голова начинает кружиться.
В расфокусе ловлю его взгляд. Ледяной, с надменной ухмылочкой. Отворачивается и продолжает что-то рассказывать.
Почему чувства такие острые, как лезвие бритвы? У меня даже ком в горле встаёт, который дышать мешает. Подкатывает тошнота. Зажимаю рот и, не спросив разрешения выйти, бегу в сторону туалета.
Меня выворачивает наизнанку. Голова кружится ещё больше и ужасная слабость. Накатывают слёзы. Я сползаю по стенке на пол в бессилии.
— Макс, что случилось? — хватает меня за руку, выросшая, будто из-под земли, Макарова.
Но я только реву и мотаю из стороны в сторону головой.
— Это из-за Калинина, да?
Я всё так же молча киваю головой.
— Что он сделал? Обидел? — не на шутку разволновалась Линка.
— Мы переспали… — выдавливаю из себя сквозь слёзы.
Линка плюхается рядом на пол и прижимается ко мне головой. Она в шоке.
— Во дела…
— Он даже не смотрит… Как можно быть таким бесчувственным?..
— А что он после… этого… сказал?
— Что любит…
— Может ты что-то не так ответила или сделала?
— Да… Что ничего в нашей жизни не изменится…
— Макс! — Поворачивается ко мне и хватит за плечи. — И ты теперь жалуешься? Сама его отшила, ещё и после секса.
— Но должно же хоть что-то у него внутри шевелиться. А у него в глазах ничего нет…
— Ох, Макс… Я думаю там такое, что Калинин просто охреневает сам. Вот и не видно этого в глазах.
— Думаешь? — шмыгаю носом и вытираю слёзы.
— Уверена на двести процентов, — поднимается и подаёт мне руку. — Вставай. Пойдём по кофе выпьем, думаю, Горыныч не обидится, если мы к нему на урок не вернёмся.
— У меня деньги в классе остались.
— У меня есть.
— Как ты вышла, кстати? — успокаиваюсь и начинаю приходить в себя.
— Он мне кивнул, чтобы я за тобой шла. А говоришь, ему плевать…
С каждым днём всё холоднее. Зима вот-вот наступит, чуть больше недели осталось. Тоскливое время. Я даже новогодние праздники не люблю, они на меня грусть наводят. В одном кино героиня назвала своё состояние осенью синдромом опадающих листьев. Так вот у меня сейчас синдром лежащего снега. Или метели. Вот так же внутри что-то громко стучит, как за окном, и воет моя душа, будто ветер.
Где мои пять стадий принятия? Если думать здраво, то я где-то на четвертой. Но предыдущих трёх я что-то не помню.
— Пошли гулять! — раздаётся жизнерадостный голос подруги в трубке.
— Ты погоду видела? Там ветер. И темно уже…
— И что? Неделю сидишь дома уже. Вдвоём погуляем, — понимает, почему я отказываюсь.
Мне сейчас трудно с парнями общаться. Егора держу на расстоянии вытянутой руки, не подпускаю, но и не даю свободу. Как собаку на коротком поводке.
Гулять вечером? В темноте? Видимо сеансы с мамой неплохо помогают Макаровой.
— Хорошо. Я скоро выйду, — потираю свежую ссадину на подбородке.
Сегодня были районные соревнования, я пропустила удар, получила по морде и проиграла. Филипчук рычал как лев. Соперница была гораздо неопытнее и слабее меня, а я безрассудно профукала победу, задумавшись на мгновение о Калинине.
Как там у классика? Улица, фонарь, аптека? Нее. Сейчас — улица, фонарь, две дуры, идущие по тротуару в такую мерзкую погоду мимо закрытых магазинов. Что нам мешало сидеть дома в тепле, устроить пижамную вечеринку? Завтра выходной, можно рано не вставать. Нет же, Макарова потащила меня дышать свежим воздухом.
Я задумчиво бреду по дорожке, пиная носком ботинка снег, и не замечаю, что творится за спиной. Там должна быть Линка.
— Макс! — окликивает меня.
— Да?
— Через сколько минут приезжает полиция, если сработает сигнализация? — задаёт странный вопрос.
— Минут семь… — пожимаю плечами, повернувшись к ней.
— Тогда у тебя пять минут, чтобы свалить отсюда. — Поднимает с земли кусок уличной плитки.
— Макарова, стой!
Поздно. Она швыряет этим куском бетона в витрину магазина.
— Ты ебанутая? — кричу на неё, не выбирая выражений.
Сигнализация орёт так, что уши закладывает.
— Ты что вытворяешь? Нахрена стекла бить? — не понимаю её поступка.
— Я всё продумала, Макс. Сейчас приедет полиция, меня заберут и отвезут в отдел, а там он…
— Кто он, шиза?
— Калинин… Слава.
Я от волнения и шока туго соображаю.
— Зачем он тебе?
— Нравится он мне, Макс! Очень нравится.
— Зачем тогда витрину бить? Попросила бы его номер или написала в Контакте, он оттуда не вылезает.
— Я писала, — грустно. — Он ответил, что с такими, как я, встречается только по работе. Теперь ему придётся со мной поговорить.
— А чего ты хотела? Он на десять лет тебя старше.
— Мне скоро восемнадцать.
— Ну и подождала бы! — злюсь на эту ненормальную. — Потом бы писала ему. Ты представляешь, сколько стоит это стекло? Родители тебя убьют. И меня заодно…
— Вали! У тебя ещё есть время.
— Поздно, — смотрю, как к нам быстро приближаются две машины охраны. — Выйдем, я тебя придушу, — рычу на неё. — А если сегодня не его смена — прямо там и зарою.
— Я буду требовать разговора только с ним, — лыбится.
— Идиотка! Фильмов пересмотрела? У нас всем насрать… Ты в полиции хоть раз была?
— Да, в детстве, когда у меня велосипед украли.
Чокнутая! И я такая же…
— Калинин, ты ещё не ушёл? Тут к тебе клиентку привезли, — заглядывает в кабинет Славки дежурный.
— К Соболеву ведите, его смена, моя пять минут назад закончилась. — Проворчал в ответ брат.
— Она требует только тебя, — пожал плечами парень с усмешкой, поигрывая бровями.
— Да твою ж мать! — скривил губы Славян. — Вот кто это, а? Раньше я бы подумал, что Ермолаенко, но её к следакам поведут, а не ко мне.
— Не каркай. Радуйся, пропустим нудный ужин с родителями.
В кабинет ввели девочку, подтолкнув в спину поближе к нам.
— Макарова? Лина? — мои глаза увеличиваются от удивления.
Она же всегда правильной была… С Макс дружбу водит, но ни в чём плохом не замечена.