холодному взгляду, точно не последнее. Ну и пошли вы в зад, босс мечты.
Я хочу поскорее уйти, но вспоминаю о парочке супругов, которые заигрались в любовь и брак.
— Ань, я знаю Костю. Он устраивал мне недавно фотосессию.
— Да что вы?
— Да, Анют, план провалился, но тебе придется постирать мне рубашку.
— Прошло то время, когда я стирала тебе рубашки.
— Что происходит? — рычит Арс, и его голос во мне приятной вибрацией отзывается. Обида жгучая, но желание обнять его и сказать, как сильно скучала — гораздо сильнее. Но у меня есть сила воли. И с этой диеты я не должна сорваться.
Просто прохожу мимо него и иду к лестнице. Он за мной. По пятам. Нарушая личное пространство. Проделывая дыру в затылке.
Он молчит, а мне дышать больно.
Желание развернуться, надавать оплеух, сказать, как ненавижу, а потом обнять просто невыносимо. До треска натянутых нервов.
Он выглядит уставшим. Постаревшим словно. И мне не надо его рассматривать. Мне хватило мгновения, чтобы впитать его образ.
Мы наконец оказываемся на улице. Машины нет.
Хорошо хоть Гену так поздно трогать не стал. Я просто иду дальше, пока сильная рука рывком не дергает меня на себя.
— Ну что? Что? Разве по телефону я не все сказала?
— Какая, нахуй, фотосессия, Маш? Я запретил.
— А ты мне теперь никто, чтобы что-то запрещать.
— Прекрати нести чушь. Из-за одной какой-то херни ты решила все просрать?
— А есть что просирать? Нет, спасибо, конечно, за сексуальный опыт, но я точно не планирую дожидаться, когда вам надоест игра в отношения и вы просто кинете меня.
— Ты несешь чушь. Я не планировала тебя кидать.
— «Пока что», вы забыли добавить. Но и это «пока» закончилось, когда вы меня обвинили в шпионаже. Мне, кстати, ждать повестки в суд?
— Хватит. Я, конечно, долбаеб, но ты на эмоциях и не такое творишь.
— Творю. Я много чего творю, но никогда никому не хотела причинить вред. Тем более шпионить за вами. Но очевидно вы так хорошо меня знаете, что уверены были в моей вине.
— Блять, прости! — он пытается руку мою взять, но я головой качаю. — Маша, не руби. Ты завтра уже об этом пожалеешь. А я бегать не буду.
— И не надо. Так лучше будет для нас обоих. Вас не будут мучать чувства, а меня сомнения.
— Окей, я понял, ты дохера гордая, но с работы-то зачем уходить, на что ты жить будешь?
— Вот, вот! Ты настолько уверен в моей несостоятельности, что даже не веришь, что я способна достойную работу найти. Конечно, единственное, на что я гожусь — это ноги раздвигать.
— Это не так.
— Но выглядит все именно так! Я справляюсь. Как справлялась до встречи с вами, — хочу уйти, но его рука хватает меня за плечо, притягивает к себе. Романтичная дура в голове уже мечтает о какой-то романтичной чепухе, но реальность гораздо больнее. Бьет об асфальт.
— Ты можешь справляться как хочешь, но я заплатил за тебя приличную сумму и пока не готов отказаться от своей маленькой послушной любовницы, — разворачивает, чешет языком зубы. Я тут же отвернуться хочу, но жёсткие пальцы хватают подбородок. Поднимаю руки, ногтями в его цепляюсь, но он, кажется, только сильнее возбуждается, пятерней волосы удерживая.
Дождь начинает стучать по нашим горячим головам. Я почти не замечаю холода лишь жар ненависти и похоти, что жгучим коктейлем смешиваются внутри меня.
Толкаю, бью по лицу.
— Хватит! И я не просила за себя платить!
— Плевать. Я не могу от тебя отказаться. Не хочешь быть добровольно, будь, как угодно.
— Какая же ты сволочь! — ору на него, бью в грудь, но он недвижимость. Но раз так, то и я могу приготовила неприятный подарок. — Но спешу тебя разочаровать. Я ношу твоего ребенка, так что в любом случае имею право на те деньги, которыми ты мне тычешь.
Арсений
Когда взрослый мужик ведет себя как подросток, это как минимум хреново. А когда не отвечает за слова — полный пиздец. Иначе почему я ору ей в лицо, что бегать за ней не планирую, и каждый раз как подросток нарушаю слово. Словно мои угрозы помогут, словно единственное место, где я могу управлять этой заразой — чертова постель, но очевидно и эту привилегию Маша решила отобрать. Более того, ослушалась даже в том, в чем мы вроде были солидарны. Принимать чертовы таблетки.
Наступаю, в голове полный штиль, сказать нечего, кроме того, что так меня не подводила еще ни одна любовница. Но я уже давно понял, что Маша не вписывается ни в какие рамки, как бы я не пытался ее туда вогнать.
— Тебе сказать нечего?
— Пытаюсь придумать что-то приличное. Например, нахуя тебе ребенок? Ты сама как ребенок.
— Значит, мы точно с малышом найдем общий язык. Раз разговор закончен…
— Не закончен, Маша, — бросаю я взгляд на еще плоский живот. — Ты либо глупая, раз вручила мне такой мощный рычаг управления собственной жизнью, либо врешь.
— Рычаг?
— А ты думала, раз ты беременна, то я такой веселый и довольный пойду своей дорогой?
— Арс, ты даже не рад, да? Ну, то есть, вообще ничего не ёкает?
— Я не планировал заводить детей, что во мне должно ёкать? Тот факт, что вместо того, чтобы выполнить простое, блять, поручение принимать таблетки, ты забила на это?
— Если ты думаешь, что я пойду на аборт, то ты ошибаешься.
— Какой нахрен аборт, прекрати додумывать. Единственное, куда ты пойдешь, это в ЗАГС, где нас распишут.
— Ни за что! Чтобы ты потом всю жизнь мне говорил, что я тебя обманом в брак затащила? Более того, я у тебя даже копейки не возьму. Я уже нашла новую работу, и в тебе мы больше не нуждаемся.
Мы. Как легко с «я» женщины переходят на «мы». Еще от сестры узнал, «мы покушали», «мы покакали». В этой чертовой вселенной нет места мужчинам, потому что они становятся лишь банкоматами. Так это обычно работает. Но даже тут Маша нарушает законы природы. Она просто посылает меня. Ну или делает вид.
— Не совершай ошибку Риты, не думай, что тебе любая хуйня сойдет с рук.
— Рожать в лес меня отправишь? Запрешь? Какие виды истязаний в твоей больной фантазии?
— Перегибаешь, — говорю уже спокойно. Я чертовски устал. От ситуации. От предательства человека, который был мне столько лет учителем. Я заранее устал от того, что утром мне придется разбираться и с ним, и с
