Чувство было настолько сильное, что Элизабет испугалась на мгновение и хотела было даже отстраниться, но она лишь крепче обняла мать, лишь заботливее примостила свою щеку к мокрому, холодному лицу, ее руки еще нежнее и заботливее поглаживали вздрагивающие плечи и спину.
– Все будет хорошо. Все хорошо, – услышала она свой голос и поняла, что теми же самыми словами Дина когда-то давно, в детстве, успокаивала ее.
А Дина сквозь рыдания успела почувствовать, что лед растоплен, что дочь вернулась к ней, единственная, любимая, и от этого заплакала еще горше и никак не могла остановиться.
В мае Дина с Влэдом расписались: тихо, незаметно, буднично, пригласив на короткую, скромную церемонию только двух-трех знакомых соседей. А в августе пришли документы из министерства натурализации, извещающие о том, что Влэд получил постоянный статус пребывания в Соединенных Штатах Америки.
Когда Элизабет достала из почтового ящика официальное письмо и отнесла его матери, та, заметно растерявшись, не решаясь распечатать конверт сама, торопливым, взвинченным от напряжения голосом позвала Влэда. То т прибежал откуда-то из глубины дома, где как всегда что-то тихо, неслышно, почти незаметно мастерил, и, увидев взволнованное лицо жены и официальный конверт в ее руках, сразу все понял.
Руки его, попытавшись сначала аккуратно распечатать конверт, не выдержали и резким, судорожным движением разорвали бумагу, лицо сразу покраснело и налилось кровью, даже шея, казалось, набухла. Потом он за несколько секунд пробежал короткий текст глазами, и их выражение изменилось, словно плавная волна смыла неуверенность и затаившийся страх, принося на их место восторг и радостное возбуждение.
– Ну как? – не выдержав, первая спросила Дина, и только тогда Влэд поднял глаза. В них стояли слезы, неестественно живые, будто маленькие, живущие там зверьки выскочили из своих норок.
– Дина… Диночка… Лизонька… они мне разрешили, – проговорил он дрожащим голосом и шагнул вперед, распростер руки, сгреб ими мать и дочь, притянул к себе, прижал. На секунду Элизабет почувствовала запах его тела, резкий, слишком мужской, но не отстранилась – лучше запах, чем со стороны смотреть, как взрослый мужчина заходится в истерике. Кто знает, может, он сейчас возьмет и заплачет.
– Девочки мои, как я счастлив, я теперь буду с вами навсегда. И никогда… Ни я от вас… Ни вы от меня… – бормотал Влэд, Элизабет почти ничего не разобрала.
Да она и не пыталась разобрать, она думала, что все в принципе сложилось удачно, пусть он остается – мать будет пристроена, а она, Элизабет, сможет заниматься театром и при первой же возможности отвалит из этого захолустного, мещанского, душного городка, поступит в театральную школу или сразу в студию.
Наконец он отпустил их обеих. Дина тут же достала бутылку шампанского, они ее раскупорили, разлили по бокалам, даже налили немного Элизабет. Чокнулись, она выпила, бодрые пузырьки защекотали горло, весело ударили в голову.
– Ну что, девочки, – проговорил счастливый Влэд, – поехали отмечать! Сначала завтракать в самый хороший ресторан, а потом… Куда вы хотите потом?
Элизабет молчала, она вообще никуда не хотела с ними ехать, но и отказаться не могла. В конце концов, у них праздник.
– Поехали на озеро. Не нужен ресторан, лучше устроим пикник. Возьмем корзинку с едой, шампанское положим в кулер, воду, фрукты, мясо… и проведем день на озере, – предложила счастливая Дина.
– Конечно, – тут же поддержал ее Влэд. – Погода чудесная, давайте действительно устроим пикник.
Элизабет было совершенно безразлично, она не хотела ни купаться, ни загорать. Но если взять хорошую книгу, часа три она смогла бы выдержать.
Полчаса они собирались, потом уселись в Динин «Додж» и покатили на озеро. За руль сел Влэд, мать устроилась рядом, на переднем сиденье, и Элизабет сзади наблюдала, как он протягивает руку, берет ею ладонь матери, поглаживает, пожимает. Ну, когда ему не надо было переключать скорость.
«Осмелел, – заметила про себя Элизабет и усмехнулась: – Меня больше не стесняется. А чего ему стесняться?
Теперь он женатый гражданин с американским паспортом. Что ему я?»
И в тот же момент в зеркале, кажется, оно называется зеркалом заднего вида, она встретилась с его взглядом, ощупывающим ее лицо – внимательно, тщательно, пытаясь ничего не пропустить, не оставить неизученным. На мгновение Элизабет почудилось, что кто-то иной, незнакомый сидит за рулем. На нее смотрели не затравленные, жалобные глаза, к которым она привыкла, а озорные, лукавые, приглашающие к игре, как бы говорящие: подключайся, вдвоем будет веселее. Она вспомнила: когда они играли в теннис когда-то давно, его глаза тоже становились такими же озорными и блестящими. Да, когда она была ребенком, они вместе играли в теннис, но какое значение это имеет сейчас? Никакого!
Борьба их взглядов продолжалась всего несколько секунд, и он первым не выдержал. Машина вильнула раз, два, Дина охнула, схватила его за руку.
– Влэд, ты что? Осторожнее, пожалуйста! – И потом, когда машина нашла дорогу, выровнялась на ней, Дина добавила: – А то мы так до озера не доедем.
На берегу они разложили подстилку, расставили складные стулья, маленький столик на непрочных ножках, кулер с шампанским, свертки с едой, нарезанный ломтями хлеб, фрукты. Разлили шампанское, Элизабет тоже налили, правда, лишь полбокала.
– Может быть, ей не надо? – неуверенно посмотрела Дина на Влэда.
– Да ладно, она уже взрослая, посмотри на нее, – усмехнулся Влэд и снова смерил Элизабет озорным взглядом: – К тому же такой день сегодня…
Они выпили, потом жевали бутерброды. Он ел быстро, жадно, Элизабет заметила, как энергично ходили желваки на его скулах. Она сама лишь отрезала кусок груши, откусила – груша была мягкая и сочная, но больше почему-то не хотелось.
– Ну что, пойдем купаться? – предложил Влэд и начал расстегивать рубашку. – Вы как, девочки?
Дина встала, стала стягивать через голову легкое платье, оголяя сначала полноватые ноги, колени, потом показались панталоны купального костюма почему-то красного цвета.
«Зачем она надела красный купальник? Он же ей не идет, только подчеркивает ее возраст», – подумала Элизабет.
Дина продолжала тянуть платье вверх; когда голова скрылась и потерялась в вороте, она замешкалась, какое-то время так и стояла с оголенными до бедер ногами в туфлях на высоких каблуках, неловко утопающих в песке, казалось, что голова, скрытая в складках материи, полностью отсутствует. Она выглядела не только неловкой, но и комичной – тяжелые бедра, опущенный зад, мягкие, слишком белые, лишенные мышц ноги. И в довершение всему еще и головы нет. Просто «всадник без головы» какой-то, усмехнулась про себя Элизабет и почему-то взглянула на «этого». И ей показалось, хотя возможно, только показалось, что на его губах, как всегда узких и растянутых, промелькнула быстрая усмешка. Мелькнула и тут же пропала.
