– Ты пьяная, что ли? – догадался Сеня.
– Ладно, хватит уже, – обиделась Света. – Давай решать.
– Что решать?
– Ну, откуда я знаю! Я еще ни разу не разводилась! Как имущество делить, с кем дети будут, какие алименты…
Семен чуть не выронил трубку из вспотевших рук. Такого поворота он никак не ожидал. Самое ужасное, что он, похоже, передержал Светлану, как нерадивая хозяйка тесто, и результат оказался совсем не таким, как он планировал.
– Что ты несешь?
Чем меньше уверенности оставалось в его голосе, тем больше ее становилось у Светланы.
– В общем, так, – она старательно изобразила задумчивость. – Завтра вечером с восьми до девяти у меня будет окно. Подъезжай в центр.
– Хорошо. – Крыжовников растерялся. Он никак не мог понять, что это значит. Неужели это все? Неужели он просчитался? Семен был уверен, что уход жены всего лишь каприз и только от него зависит, позволить ли ей вернуться или закрепить достигнутое разводом. Оказалось, что нет. И это было настолько неожиданно, что Сеня сдался:
– Давай в нашем ресторане. Ну, ты помнишь…
– Давай, – быстро согласилась Светлана и повесила трубку. «Тьфу! Надо было сказать, что не помню!»
Ее колотило. Только наступив на детский самосвал и едва не свалившись на палас, она осознала, что мечется по комнате без единой мысли в голове. Или их было так много, что они слились в сплошную массу и потеряли смысл.
– Ну, что решили? – тетя все-таки подслушивала, иначе откуда бы ей догадаться, что беседа окончена.
– Завтра встретимся и обговорим развод. Все кончено. Он мне больше не нужен.
Следуя обычной женской логике, остаток вечера дамы провели в сборах. В результате было решено, что к ненужному и решительно отвергаемому Семену Света пойдет в парадном облачении.
– Чтобы понял, что теряет! – оправдывалась Светлана то ли перед собой, то ли перед тетей Верой.
– Да! – Тетя воодушевленно затрясла кудряшками. Перспектива сбыть племянницу с детьми обратно мужу и заняться наконец личной жизнью вдохновила ее необычайно.
Под занавес Светлана позвонила Новгородской.
– Мы завтра с Крыжовниковым встречаемся, – сообщила она вместо приветствия.
– Позвонил! – радостно выдохнула Ирка. – Я же говорила.
На самом деле ничего такого она не говорила.
– Не совсем, – вынужденно признала Света.
– Не совсем? Это как? Пришел с цветами и бухнулся в ноги? – предположила Ира.
– Да нет, я сама позвонила. Нам же надо обсудить развод. Тонкости там всякие, имущество…
– Ой, это ты сейчас кому врешь? – заинтересовалась Новгородская. – Или он рядом стоит?
– Никто не стоит! И я не вру! Я настроена решительно. Сама подумай, что между нами может быть? Мы одного пола практически. Вот ты согласна со мной жить?
– Всенепременно, – хмыкнула Ирка. – Только такая роскошная баба мне не по карману. К тому же у меня уже есть, с кем жить.
– Есть? – глупо переспросила Светлана. Вот так! Жизнь – весы. Ей хорошо – все внизу. У нее все рухнуло, а у остальных, даже у Новгородской, все наладилось!
– Нет, вы гляньте! Такое чувство, что ты, и правда, расстроена невозможностью спать у меня под боком! – Ирка ненатурально хохотнула. Вероятно, обиделась.
– Я машинально. Ир, мне так фигово, что мозг кипит, а тебе все шуточки. У нас с ним уже ничего не может быть. Мы два плюса, которые отталкиваются.
– Вижу позитив, – голосом капитана швартующегося парусника просипела Ирина. – Во-первых, ты назвала Крыжовникова плюсом, а во-вторых, появилось слово «мы».
– Это аллегория.
– Ладно. То есть ничего не может быть.
– Ты что, не будешь со мной спорить? – расстроилась Светочка. Она была уверена, что Новгородская, хотя бы из чувства противоречия, начнет возражать.
– Не буду. А что, надо?
– Не вредничай. Я и сама знаю, что дельфин и русалка не пара, не пара, не пара… Ирка, как он мог?
– Ой, только не начинай. Я в их фиолетовой физиологии разбираться не хочу. Вероятно, как-то смог. Чисто технически я могу представить…
– Фу, перестань нести чушь. Гадость какая. Я просто так спросила, сама понимаю, что ничего уже не будет. Я его презираю, ненавижу, видеть не могу.
– Ясненько.
– Он мне противен.
– Само собой.
– Омерзителен.
– Разумеется.
– Ты издеваешься? – с подозрением спросила Светлана.
– На тебя не угодишь. Слушай, у меня тут… в общем, я не одна. Ты все?
– Все. Так как считаешь, мне его простить?
– Гм, что-то я утеряла нить твоих рассуждений. Но я бы простила.
– Ирка, но он же того…
– Тогда не прощай.
– Думаешь?
– Слушай, я уже давно думаю про другое. У меня мужик сейчас из душа придет. Ты же у нас умная барышня, ориентируйся по обстоятельствам. А завтра расскажешь.
– Легко тебе.
– Свет, мне нелегко. Тебе тоже. Я тебе сочувствую и все такое. Но сейчас я не могу долго выражать свое безграничное сочувствие, у меня тут дела.
– Иди к своим делам… Ну, в общем, ты бы простила, да? Я просто так, гипотетически, интересуюсь.
– Не знаю я! – рявкнула Новгородская. – Смотри сама. В принципе, есть мужики, которые и нашим, и вашим.
– И нашим, и вашим – это предатели.
– Спи спокойно, дорогой товарищ, – неожиданно дурашливо пропела Ирка. На заднем плане что-то пробубнил мужской голос, и из трубки закапали короткие гудки.
– Вот так, – сообщила Светочка чешской люстре с висюльками. – Всем не до меня.
Настроение в этот вечер у Татьяны было как содержимое колбы перед опытом: казалось, одна капля – и все взорвется. Либо красивым салютом, либо вдребезги, с уничтожением лаборатории и последующими похоронами лаборанта.
– Э-э-э, Юрий Михайлович, здравствуйте… – Татьяна напряглась, не зная, что говорить дальше. Его номер она набрала в едином порыве, не подготовившись, потому что знала: если готовиться, то найдется куча объяснений, почему этого делать не надо. А сделать очень хотелось, поэтому следовало поторопиться. И как быть? Говорить, что она мама Карины? Но психологически это неправильно, потому что женщина в первую очередь должна быть женщиной, а уже потом чьей-то мамой.
– Таня! – неуверенно выдохнул Носков, и сразу стало ясно, что ничего объяснять не надо.
– Мама, ты куда? – Карина с любопытством выглянула в коридор.
– По делу. – Таня красила губы и пританцовывала от нетерпения. К черту условности. В конце концов, на работе никто не узнает, а Ведеркиной она просто не скажет. Пока не скажет. Да, дурацкое ребячество, необдуманный поступок и вообще – несолидно.
– Заметно, – фыркнула дочь, но не ушла. – У тебя свидание?
– У меня? Что ты выдумываешь! Я же сказала – по делу! – Татьяна задумчиво посмотрела на сапоги. Они красиво облегали ногу, делая ее стройнее и выше, но… Ей не хотелось, чтобы невысокий Носков почувствовал себя неловко.
