– Ты представляешь, сколько людей сейчас это говорят? – взывала я к ее разуму.
– Да уж. Все те, кто вложился в эти дутые новостройки, – вздыхала Динка.
Да, наше положение, конечно, было сложно назвать радужным, однако мы, как уцелевшие в беспорядочной бойне, безусловно, чувствовали себя неплохо. Зима заморозила до времени все наши стремления и мечты, засыпав слоем мягкого снега воспоминания и расстройства. За всю зиму не происходило абсолютно ничего. Я не работала, сидя на шее у матери. Мы жили так же скромно и бедно, как и в детстве, только теперь это не производило на меня такого тягостного впечатления. Динка подрабатывала кассиром в местном сбербанке. Никто из наших старых знакомых не стал тыкать в нас пальцем со словами «все-таки их выперли из Москвы. Кто бы сомневался», что было бы вполне ожидаемо и естественно. Все люди мечтают о переменах, но большинство никогда ничего для этого не делает. Зато те, кто пытался и проиграл, вызывают у всех чувство глухого удовлетворения. Вот, мол, все правильно. Хорошо, что мы не рыпались. Однако нам так никто ничего не сказал. Возможно, что говорили у нас за спиной, но мне показалось, что нас просто приняли обратно как своих. Люди в нашем родном городе были расслабленными и спокойными. Они никуда не спешили, никому не завидовали и точно знали, что за зимой придет весна, а за весной лето. А другого ничего не произойдет, как ни старайся. Так не лучше ли расслабиться и вскипятить самовар?
– Чайку? – заглядывая в нашу комнату, спрашивал Дениска, с которым мы когда-то вместе воровали яблоки в соседских садах.
– С удовольствием, – кивала я, натягивала валенки и бежала к ним, в их пятистенок. У Дениски имелась толстая гостеприимная жена и трое разнокалиберных деток, вечно копошащихся на теплой русской печке. Мы вдумчиво потягивали из блюдец ароматный чай, разговаривали о погоде, о рыбалке, которую обожал Дениска, о детях, которых обожали все. И это было прекрасно. Прелесть перемешанного, как хороший коктейль, деревенского колорита с его маленькими покосившимися срубами и заборчиками из штакетника, и пятиэтажек с горячей водой и канализацией, потрясала меня. Тишина и красота елей, покрытых снегом, приносила в душу покой. В самом деле, я была вполне готова к тому, что вся моя жизнь пройдет здесь и будет состоять из сидения с коляской на детской площадке, любования красотами природы, молчания и чаепитий в соседских домах. Я с удовольствием сплетничала на лавочках с другими мамашами. Мне нравилось готовить недорогие блюда из овощей, которые росли на нашем огороде. Когда мы с Динкой смотрели по телевизору новости, казалось, что телевизор – это аквариум, в котором живут диковинные рыбы, переплывающие из одного мертвого города в другой. Москва, Нью-Йорк, Токио, Лондон, Бангкок… землетрясения, бури, цунами, смены политического режима, засухи и пожары в Европе – новости, которыми кормят мир, казались нам здесь, в Петушках, надуманными, бессмысленными, лишними. Почему людям интересно только горе и несчастье других? Почему журналисты обсасывают только смерти, войны, катастрофы?
– Случайно ли погибла принцесса Диана? – спрашивает нас какой-то очередной любитель чернушных подробностей. Ему не посчастливилось взять интервью у маньяка-убийцы, делающего из женщин тушенку, поэтому приходится обсуждать тему, которая уже никому не интересна. А вдруг Диана погибла от чьей-то руки?! Ах, как это важно! Попутно еще раз перетрем всю ее жизнь, вспомним любовницу ее царственного мужа Камиллу, сделаем себе имя на дрязгах английской венценосной семьи. Или в красках расскажем о реальных преступлениях, с демонстрацией того, кто, как именно и при каких обстоятельствах убил, ограбил, изнасиловал, а потом съел и так далее, и тому подобное…. Почему же наш ящик переполнен подобными историями? Разве они могут сделать телезрителей счастливыми? Честно говоря, я старалась смотреть телевизор по минимуму.
– Господи, если здесь мелькнет комедия – случится чудо. Меня уже тошнит от боевиков, – соглашалась со мной Динка.
– А меня тошнит от всего. И от новостей в том числе, – делилась я.
Честно говоря, всякому информационному грохоту в те дни я предпочитала тишину. Счастье иногда – это просто когда за стенкой спит ребенок. Это особенно хорошо понимается, если предварительно он орал несколько часов, потому что у него резались зубки. Маленькие детки много плачут, но еще больше они улыбаются и радуются тому, что вы оформили для них пропуск в мир. Глядя в их восхищенные, влюбленные, искрящиеся глазки, понимаешь, что теперь жизнь прожита не зря. Будет совершенно справедливым сказать, что маленький Костик буквально перевернул всю мою жизнь, придав ей неведомый дотоле смысл. Однако время шло, на лице у Динки периодически начало появляться выражение скуки и затаенных мыслей. Весна – оптимальное время для перемен. Весной мой сынок научился ползать и раскрывать все шкафы, которые пришлось из-за этого залепить скотчем. А Динка Дудикова подошла ко мне с вопросом: «И что, ты собираешься тут торчать всю жизнь?»
– И что? Мы тут будем торчать всю жизнь? Ты об этом мечтала долгими зимними ночами? – с вызовом спросила она у меня.
– Долгими зимними ночами я мечтала выспаться. И эта мечта пока никак не сбудется.
– Зубы?
– Да.
– И что бы им не прорезаться побыстрее! – всплеснула руками подружка, изображая сочувствие.
– Всему свое время, – глубокомысленно добавила я.
– Кстати, о времени. Я тут подумала, что пора нам с тобой вернуться в Москву, – уцепилась за фразу Динка.
– Нам с тобой? – удивилась я, потому что если Динку что-то и ждет в столице, то меня – точно нет.
– Да. Нам. Или ты предпочитаешь кушать репу в обществе своей мамочки до самой пенсии? – язвительно спросила Динка.
– А на что ты собираешься там жить? – полюбопытствовала я.
– Ну, я могу сдавать тебя в сексуальную аренду. У тебя теперь такая потрясающая грудь… – хищно осмотрела меня она.
Я поежилась.
– Полгода в одиночестве, и ты уже неадекватна. Может, тебе найти кого-нибудь?
– Зачем? – удивилась Динка. – И потом, с чего ты взяла, что я одинока? Не суди по себе!
– Ба, я чего-то не знаю? И кто ОН? Колхозник? А как же заповедь про большой кошелек? – засмеялась я.
– Знаешь, все в мире относительно. Здесь, в тишине сельских лугов, многое теряет значение. Я решила, что раз уж у меня в жизни небольшой затык, можно ограничиться только первым пунктом.
– То есть…
– Тем, что делает мужчину мужчиной! – изящно отбрила меня Дудикова.
Я смотрела на нее и поражалась, как быстро она пережила, в общем-то, невероятную, трагическую потерю всех своих сбережений. Она улыбалась, выпендривалась и собиралась в Москву. Что может быть более потрясающим?!
