Теперь нужно было разработать сценарий. Понятно, что действовать надо на опережение. Надо сразу разоружить, ошарашить — в этом для них, конечно, ничего нового не будет, но потом они должны сразу и всё простить. Вопрос: что надо сделать и как, чтобы именно так всё и пошло? Хороший вопрос. И если не найти ответ, то скандал обеспечен как минимум, а как максимум — ее ждет долгая и мучительная пытка.
Аня смотрела в зеркало и задавала вопрос девушке с серьезными и задумчивыми глазами. Девушка не отвечала, а сама пыталась что-то спросить. Вот она уже сидит в кресле у цирюльника. Девушка в зеркале не дает ответа. Вот она уже в платье и туфлях. Осталось два часа до премьерного показа ее книги. Девушка в зеркале молчит. Вот она уже надела пальто. Взяла в руки свою книгу. «Хорошо мы с тобой смотримся, и обложка в тон платья получилась. Вот и верь после этого в случайности». В глазах девушки в зеркале что-то промелькнуло, похожее на ответ. Она уже кому-то звонила:
— Александр Дмитриевич, я выезжаю — скоро буду. Мне нужно срочно девять книг.
— Именно девять?
— Срочно — именно девять.
— Что-то еще?
— Нет. Хотя да. Еще ручку.
— Какую?
— Красивую шариковую. Пером писать не умею.
Пока ехали в машине, Аня что-то строчила в блокнот. Зачеркивала. Говорила: «Блин!» Снова писала, зачеркивала. Слова никак не собирались в нужные предложения. Очень мучительное состояние. Цейтнот добавлял нервозности.
Сев за стойку бара, Аня принялась что-то торопливо писать на обложке. После восьмой книги снова взяла блокнот и без исправлений записала несколько фраз. Памятную надпись в девятом экземпляре стала выводить спокойно и с удовольствием.
Пространство было оформлено репортажами папарацци-Майи. Вот Аня целует стодолларовую купюру на память Борику. А он как будто съел что-то одновременно обжигающе горячее и леденяще холодное, при этом еще и очень острое, кислое, приторно сладкое и невыносимо горькое — такую гамму изобразили его мимические мышцы на лице. А вот мужчина, который будто бы узнал, что он — беременный. А вот он бежит между стеллажами с бутылками вина. Видимо, за тестом, чтобы проверить. А вот… У входа стоят аккуратные стопки книг и футляры с темными очками. Все приглашения содержали таинственный постскриптум: «Обязательный для вечера аксессуар Вы получите при входе. Убедительная просьба не снимать аксессуар до окончания официальной части. Заранее благодарим».
— Александр Дмитриевич, это Вам, — Аня протянула книгу и поцеловала Александра Дмитриевича.
— Неужели я дождался поцелуя?
— Неужели Вы его ждали?
— Надеюсь, в книге есть Ваш автограф.
— Обижаете, дорогой Александр Дмитриевич! Там есть даже еще пара слов корявым почерком.
— Вы разрешите прочесть их прямо сейчас?
— Окажите честь.
— Одному из моих соавторов. Встреча с Вами — важный момент моей жизни и лучший эпизод моей, то есть нашей, книги. Спасибо и простите (на будущее). Целую нежно, Аня.
— Эти слова дорогого стоят.
— Александр Дмитриевич, помогите! Мне очень важно, чтобы семь человек получили книги с автографами прямо на входе. И еще я внесла изменения в свою речь.
— Ваше право. А им Вы написали то же самое?
— Нет, на «Вы» и поцелуй при вручении — только Вам.
— А что с девятой книгой?
— Ее мы отправим завтра на мою малую родину. И кассету с моей речью. Хотя зачем откладывать на завтра, — Аня стала набирать номер. — Глеб, привет, это Аня, у меня сейчас другой номер.
— Привет, Аня. У меня номер прежний. Как дела?
— Спасибо за вопрос, потому что логично прозвучит то, что я хотела тебе сказать.
— Заинтригован.
— Не язви, пожалуйста. Сегодня презентация моей книги. В Москве. Я хочу завтра отправить тебе экземпляр и кассету с моей речью. Посмотришь и сам поймешь зачем.
— А лично увидеть мне можно рассчитывать?
— Так в Москве всё будет…
— Так и я в Москве.
Аня и предположить не могла, что Глеб может быть в Москве.
— Так что? Для меня приглашение у тебя найдется?
— Конечно, в 18 часов, пиши адрес. Приглашение будет тебя ждать на входе, только назови фамилию.
— Спасибо.
— До встречи, Глеб, — Аня закрыла телефон. — Ну вот, Александр Дмитриевич, ничего никуда завтра не надо отправлять. Все книги найдут своих читателей сегодня и здесь. Правда, неправдоподобно?
— Не боитесь?
— Вы о чем?
— Трудного выбора: преуспевающий юрист — даже два, преуспевающий бизнесмен — тоже два. И это без девятой книги. А сколько я еще не знаю…
— Александр Дмитриевич, Вы не напомните, откуда фраза: «Об этом я подумаю завтра»?
Александр Дмитриевич забрал книги. Зазвонил телефон. Московские друзья просили уточнить, как лучше проехать, — настало время для встречи с теми, кто любит, всегда рад и ждет, очень захотелось тепла.
— Мы, конечно, помним, что у тебя сильнейшая степень географического кретинизма. Но всё-таки скажи нам, дорогая, как к тебе лучше всего проехать?
— Оцените степень моей заботливости: я не только узнала маршрут, но и записала, и даже не потеряла эту волшебную бумажку, запоминайте! — она зачитала им оптимальную цепочку улиц и переулков.
Аня посмотрела в зеркало. «Очевидно, что игра сделана!» — так сказала девушка в зеркале или победный блеск в ее глазах.
Необходимо было объясниться. Вопросы накопились. Ходить вокруг да около далее не было никакой возможности: вещей у Ани было не много, но тем не менее, дворницкую жилплощадь ей пришлось освободить. Свою квартиру еще не успела купить. Аня набрала побольше воздуха и начала разговор:
— Я сейчас задам тебе очень важный вопрос. Прошу ответить честно, ага?
Он напрягся. Но выдавил:
— Хорошо.
— Только сначала я хочу тебе сделать подарок.
Аня протянула маленькую коробочку. Он развязал бантик. В коробочке лежала зажигалка.
— Это же твоя неразлучная?
— Моя неразлучная.
— А мне она зачем? Я же не курю, — он удивился.
— Я тоже. Но для мужчины она более логична: костер развести, свечи зажечь — мало ли мужских поступков, связанных с огнем?
— Хорошо.
— Теперь вопрос. Постарайся, пожалуйста, ответить честно. Это действительно очень важно.
— Готов. Пытай.
— Как думаешь, — глаза превратились в два гигантских вопросительных знака, и ни один мускул при этом не дрогнул на Анином лице, как, впрочем, и на его (за исключением небольшого тика), — есть ли жизнь на Марсе?
А что еще тут выяснять, если пока и так всё ясно. Ведь ясно?
