– Ничего, – сказал Макс. – Я просто хотел услышать это от от тебя.
– Теперь вы знаете. Я надеюсь, вы не думаете… – она замолчала, подыскивая нужное слово.
– Я? По-моему, мне меньше всех на свете полагается читать тебе мораль.
Элен не могла сдержать улыбки. Почему не все люди так откровенны, как Макс? Даже она сама.
– Макс!
– Да?
– Скажите Джоанне, чтобы она не вмешивалась в мою жизнь. И Лью тоже.
– Не беспокойся, – проворчал Макс. Наверное, у генерала Пэтона был такой же вид, когда он думал о Роммеле. – Именно это я и сделаю.
Он отправился домой, подписал чек для Джоанны и высказал ей все, что думал об этом – пока она сжигала письма.
Сваны отмечали Рождество в доме Эсме. Правда, это была пародия на праздник. В десять часов вечера Лью отправился в Нью-Рошель.
Элен, Бренда и Денни сидели за кухонным столом, на котором находилась традиционная для их семьи пицца. После нескольких дней готовки эти бесконечные индейки, гуси и ветчина уже не привлекали их. Пицца была приготовлена по книжному рецепту для Бренды и Денни – «всего понемножку», а для Элен побольше сыру. Кувшин с красным вином стоял на столе, огоньки плясали в камине, рождественские песнопения звучали по радио. Элен была в джинсах и рубашке. Она забрала волосы назад и в таком виде выглядела пятнадцатилетней девчонкой. Они выглядели такими счастливыми, одна семья, так необходимые друг другу. Лью вдруг остро захотелось быть с ними, быть частью их семьи.
– Лью?! – изумленно воскликнула Элен, увидев его в дверях. Она смутилась от того, что дети догадались, почему он здесь.
– Мне необходимо было увидеть тебя, – сказал Лью. Он выглядел усталым, под глазами темные круги, даже его золотистые волосы потускнели и слиплись. – Мама плачет все время. Макс звонил из Сен-Мартена совершенно пьяный. Рини и я жутко поругались. Она обвиняет меня в измене.
– О, Боже! Неужели Джоанна?.. – Элен запнулась, глядя на Бренду и Денни. Она хотела, чтобы они вышли, оставив их с Лью наедине. Они поняли, молча поднялись со своих мест и вышли.
– Джоанна? – Лью был удивлен. – Но Джоанна ничего не знает. В любом случае, Рини на стороне моей матери. Она не стала бы разговаривать с Джоанной.
– Хорошо, ну и что ты ответил? – спросила Элен слабым голосом. – Ты не признался, надеюсь?
– Нет, – сказал Лью. Он сел на стул, почти без сил. – До этого я все же додумался. Но она подозревает что-то. Я не бываю дома довольно часто, этот уик-энд в Монтауке. Боюсь, что часто упоминаю твое имя. Я больше не могу так жить. Я не хочу так жить, Элен, выходи за меня, прошу тебя. – Он протянул руки, пытаясь обнять ее.
– О, Лью, – сказала она мягко. Она взяла его за руки. – Ты заставляешь меня думать, что я – твой спасательный круг.
– Это все? Спасательный круг? – Ему показалось, что его как шину прокололи и выпустили весь воздух.
– Все? – повторила Элен. – Это очень много, Лью. Я могу многое для тебя сделать. А ты – для меня. Но я не могу спасти тебя от твоей жизни. Ты должен это сделать сам. – Она говорила печально, но не резко. И она говорила, наконец, правду.
– Я не понимал этого до сих пор, – сказал он тихо.
Да, он взваливал на нее бремя своего неудачного брака и проблемы, пытаясь избавиться от отцовского гнета. Он хотел, чтобы она вернула его к жизни – и она добилась этого. Но теперь он начал понимать, какую цену она заплатила, как много она отнимала от себя, чтобы внушить ему уверенность и влить в него новые силы.
– Ты ненавидишь меня? – спросил он.
– Нет, – сказала она нежно. – Разве я могу?
Он мягко улыбнулся и поцеловал ее руки.
– Интересно, что же будет дальше? Со мной. С тобой. С нами.
– Почему что-то должно произойти? – спросила Элен. – Почему нельзя оставить все, как было?
Хотя Элен предложила ему остаться, Лью отказался. Вернулся он домой в пять утра. Рини не спросила его, где он провел ночь, и Лью ничего не сказал ей.
Лью позвонил Элен в полночь на Новый год. Его не удивило, что телефон не отвечал. Он чувствовал себя совершенно одиноким.
Элен была в Бедфорд Хилс, обслуживая очень элегантный праздничный прием. Когда часы били двенадцать, она думала о Лью. Она скучала без него, но была рада, что ей не пришлось разрываться между ним и работой.
Ее разрыв с Уилсоном научил ее, что требования и ожидания душат любовь. Она не повторит этой ошибки с Лью.
На следующее утро у нее был жуткий скандал с Брендой, когда та заявила, что выйдет замуж за Джефа сразу после окончания колледжа. Но когда Элен успокоилась, то она подумала – а что, если Бренда права?
Что, если она вовсе не свободна, а просто напугана? Слишком напугана, чтобы сделать решительный шаг и не делить мужчину с другой женщиной?
* * *
Денни часто выступал посредником между Элен и Брендой, и теперь он решил помирить их. Почти полтора месяца после новогоднего скандала Элен и Бренда не разговаривали друг с другом. Денни надоело их детское поведение, и он позвонил Бренде незадолго до Дня святого Валентина.
– У Кларенс грипп, а у мамы десять заказов на Валентинов день, – сказал он ей. – Ты не могла бы приехать помочь ей?
– Конечно, – без колебаний ответила Бренда.
Не важно, насколько яростно они ругались, но если кому-то из них грозила опасность, они были снова вместе, «повозки в круг». Когда проходил пыл ссоры, Дурбаны сплачивались в одну семью. Иногда Элен думала, что при жизни Фила они не были бы так близки с детьми.
– Извини, я наговорила лишнего на Новый год, – сказала Бренда, когда они с Элен готовили клубнику со сливками. – Не умею сдерживаться.
– В твоем возрасте я тоже была очень вспыльчивой, – сказала Элен.
– Это меня не оправдывает, – сказала Бренда. – Я никогда не знала, что папа оставил нас совсем без денег и в долгах. Почему ты никогда не говорила мне?
– Тебе было бы очень тяжело потерять свое представление об отце. Утраченные иллюзии– это очень страшно, – сказала Элен. – Может, я не права. Кто знает – возможно, реальный взгляд на жизнь лучше, чем иллюзии. Мне было трудно принять решение. Иногда бывает очень трудно принять решение. Я молилась, пыталась поступать правильно, чтобы тебе и Денни было хорошо.
Элен и Бренда чуть не плакали. Они обнялись, мать и дочь, впервые за долгое время. Это были два поколения: сорокалетняя женщина, еще очень привлекательная, на пути от «хорошей девочки» до героини, которой ей еще предстояло стать; и Бренда – более современный вариант своей матери, хорошенькая, несформировавшаяся еще молодая женщина, не знающая тяжелого бремени жизни.
– Ты все такая же – самая лучшая моя помощница, – сказала Элен. – Я тебе очень благодарна за помощь. Что бы я делала без тебя?!
