– Хорошо, хорошо, успокойся, дай мне во всем разобраться. Вероятно, это цепь трагических совпадений. Все будет хорошо, – я тараторил, надеясь, что она прекратит плакать, но все было бесполезно! – Да успокойся ты, наконец! Дай мне собраться с мыслями!
Окрик привел ее в чувство, она заговорила абсолютно твердым голосом:
– Запомни, Антон – мой муж и отец моего ребенка. И если с ним что-нибудь произойдет...
В телефонной трубке раздались короткие гудки. А в мою голову занозой впилась мысль: «Я забыл спросить что-то важное! Вспомнил, почему в ее имени только одна „м“? Со мной все в порядке?»
Дядя Женя был, как всегда, нетороплив и спокоен. Но я впервые почувствовал себя в его кабинете как на допросе.
– Антон считает, что в смерти Муси виновен я. И он думает, – я мучительно подбирал слова, – что теперь его очередь.
– Что с тобой? – мягко упрекнул меня дядя Женя. – Говори яснее.
– Антон считает, что это я убрал Мусю и теперь «заказал» его. – Действительно, лучше говорить правду.
– Тебе Антон сам об этом сообщил? – Дядя Женя был удивлен.
– Нет. – Не хотелось вмешивать Риму, но я не представлял себе, как ответить. – Я разговаривал с Римой, она... была чем-то расстроена.
– Понятно, Антон решил спрятаться за юбку жены. – Дядя Женя криво усмехнулся, как будто речь шла не о его собственной дочери. – Так что же тебя беспокоит? Он тебя боится, значит, уважает. Как говорится, Антону преподнесен своевременный и поучительный урок.
Сумасшедший старик! Мы все сошли с ума...
– Но я не уби... не убирал Мусю! – попытался я разубедить дядю Женю, но он был непробиваемо спокоен.
– А это в данном случае не важно. Видимо, Муся самостоятельно решился на этот шаг. И поделом. Ситуация, как говорится, сложилась в твою пользу.
Я растерялся. Рима считает меня убийцей, а дядя Женя, похоже, даже обрадован такому повороту событий.
– А что касается Римы, – продолжал рассуждать он, – то, я думаю, со временем все образуется. Не переживай. Ты же не собираешься убирать Антона?
В комнате повисла пауза. Я мучительно осмысливал слова дяди Жени. Что-то никак не связывалось в стройную логическую цепочку. Увидев мое замешательство, он спросил:
– Тебя что-то беспокоит? – Я услышал с его голосе ласковые, почти отеческие нотки.
– А почему в имени «Рима» только одна «м»? – неожиданно вспомнил я.
Дядю Женю совершенно не удивил этот вопрос.
– Когда-то в молодости я увлекался историей Римской империи. Поэтому и назвал ее так, в честь города Рим.
Мы все сошли с ума. Надо успокоиться и все обдумать. Нет, не успокоиться, а отвлечься, а еще лучше, развлечься. Можно даже напиться, в конце концов! Но с кем?
Я полез в карман за сигаретами. В руке оказалась визитная карточка давешней красавицы с глазами рыси.
Распрощавшись с дядей Женей и выйдя на улицу, я достал мобильник и набрал номер, написанный на визитке.
– Вы хотели встретиться со мной, – поздоровавшись, сказал я. – Не передумали? Предлагаю провести переговоры в моей загородной резиденции, заодно и отдохнем. Как вы на это смотрите? Отлично. Я за вами заеду.
«Вот так! – мысленно похвалил я себя. – Каждый сходит с ума по-своему. Папа Римский!»
Я добросовестно и честно пыталась заново строить отношения с Антоном. Но это оказалось очень трудно, а порой просто невыполнимо. Антон, казалось, этого не замечал. Он был подчеркнуто услужлив, фальшиво приветлив, искусственно улыбчив.
Я не смогла в первый же день пустить его в спальню. Требовалось время, чтобы снова привыкнуть к нему, а точнее, узнать, открыть для себя заново. И он, не проявляя излишних эмоций, устроился на ночь в кабинете, ограничившись фразой:
– Я все понимаю.
Антон ночевал в кабинете и следующую ночь... и следующую... и следующую. Казалось, что это было заведено издавна, с незапамятных времен. Он даже не пытался прикоснуться ко мне, хотя бы случайно.
Ценность семьи в наше время чрезвычайно девальвировалась. Проявлять нежные чувства к собственной жене на людях, сохранять искреннюю преданность, восхищаться законной избранницей стало признаком дурного вкуса. Где-то в гостях или на приемах мужчины демонстративно оставляют жен, пытаются закрыться в бильярдной или выйти на крыльцо, рассказывают, как я полагаю, друг другу скабрезные и наверняка похабные истории о своих похождениях. До нас долетает только их самодовольный гогот.
Хотя справедливости ради надо признать, что и женщины сильно изменились. Они стремятся быть самостоятельными. И те, кто добились этого, не без оснований гордятся собой. Но женщины тысячелетиями были несвободны, поэтому их самостоятельность принимает порой уродливые формы.
Моя подруга Катька живет с мужем на два дома. И что удивительно, очень дружно.
– Это помогло достичь гармонии в наших взаимоотношениях! – заявляет она. – Мы встречаемся в конце недели, ужинаем в ресторане, обмениваемся новостями. В промежутках между нашими встречами созваниваемся, вместе ходим в гости и на банкеты, а дочь живет поочередно то у него, то у меня.
Катька, точнее, Екатерина Шаповалова, известная телеведущая, прилично зарабатывает; она, как это принято сейчас говорить, успешная женщина.
Я потаюсь вызвать ее на откровенность:
– Признайся, у тебя есть другой мужчина?
Она с возмущением ответила:
– То, что мы живем раздельно, не означает, что мы чужие друг для друга. Совсем нет! Я верная жена, испытывающая трепетные и ласковые чувства к супругу.
– Но как они проявляются, эти трепет и ласка? – недопоняла я.
– Ах вот ты о чем, – небрежно отреагировала она. – Пойми, мы женаты уже двенадцать лет, и физическая близость перестала быть обязательной потребностью, понимаешь? Нам это ни к чему.
И вдруг она махнула рукой.
– Ладно, расскажу, только между нами, обещаешь? – Я быстро кивнула. – Ты же знаешь, он, мой благоверный, «бензиновый король». Среди его дружков каждый второй бандюга. Так вот, когда я заявила, что больше не могу и не хочу с ним жить, он, этот козел, неожиданно согласился. Но поставил одно условие, гад. Ты догадываешься какое?
– Нет, конечно! – искренне ответила я.
Катька обреченно махнула рукой.
– Если, говорит, увижу рядом с тобой мужика, то пеняй на себя. Его покалечу, а тебе лицо порежу бритвой, забудешь дорогу на телевидение. Сволочь поганая!
На ее глазах выступили слезы.
– Ну и черт с тобой, говорю, обойдусь без мужиков. Конечно, денег на меня он не жалеет. Такая вот «богатая и независимая» женщина!
Она залпом опорожнила рюмку коньяка.
– А трепет и ласка, как ты изволила выразиться, – почему эти слова она приписала мне? – ему уже давно не нужны. Он у меня... тьфу, ничего не может.
