– Спасибо за остролист, Винсент, – пробормотала Одра, с улыбкой глядя на него. – Это очень мило с твоей стороны…
– Не за что… у нас осталось пиво?
– Да, в буфете есть несколько бутылок.
Винсент достал одну из них и, проходя по комнате, спросил:
– Как поживает парнишка?
– С нетерпением ждет рождественского праздника. И, когда я уходила, последними его словами была просьба, чтобы ты обязательно пришел к нему завтра вместе со мной.
– О, насчет этого я не знаю… – Вернувшись к камину, Винсент сел на стул напротив Одры, и на его лице появилось задумчивое выражение.
– Теофил будет разочарован, если ты не придешь.
Винсент пристально посмотрел на Одру и голосом, в котором прозвучало недоумение, спросил:
– А ты не будешь против, если я пойду? Я имею в виду, ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Да, к тому же этого очень хочет Тео. Ты ведь знаешь, что мальчик относится к тебе с обожанием.
Винсент кивнул, отпил пива и сказал нерешительно:
– Ну… я вернусь рано. В канун Рождества мистер Варли прекращает работу в двенадцать часов.
– Очень хорошо. – Одра отвернулась к огню. Винсент пошарил в кармане куртки, ища сигареты.
Между ними воцарилось молчание.
Это было дружелюбное молчание, которое так часто возникало между ними в прежние времена. Этим вечером им было легко друг с другом – так легко, как не было уже очень давно. Одра почувствовала на себе взгляд Винсента и, повернувшись, встретилась с ним глазами. Она задержала дыхание. На его лице было выражение такой нежности и любви, что у нее сжалось сердце.
Собираясь что-то сказать, она открыла рот, но не произнесла ни слова. Ошеломленная обуревавшими ее эмоциями, она была не в состоянии говорить. Она взглянула на свои руки – ее обручальное кольцо сверкало в свете огня, такое блестящее, такое яркое, символ ее грез и надежд на будущее. Она подумала о ребенке, которого носила под сердцем. Ребенок был олицетворением будущего… и частью прошлого, их прошлого, он явился результатом их любви, их страсти и потребности друг в друге. Глубоко в тайниках своего сердца она хранила убежденность в том, что, вопреки всему, ее любовь к Винсенту осталась неизменной – это было фактом, от которого не скроешься.
И будто прочтя ее мысли, Винсент бросил в огонь сигарету и подошел к ней. Встав перед ней на колени, он взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза, этим вечером казавшиеся огромными на ее изможденном лице и поражали яркой синевой.
Сглотнув, он сказал с дрожью в голосе:
– Не бросай меня, Одра, пожалуйста, не бросай меня. Возвращаясь домой, я не знал, найду ли тебя здесь, и у меня сердце замирало от страха. Последнее время я все время боюсь… не зная, чего мне ждать. И я подумал: что я буду делать, если ее там нет? Как я смогу жить без нее? – Он помолчал, попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. – Говоря по правде, я не могу жить без тебя, да и не хочу. Понимаешь, Одра, я люблю тебя, действительно люблю.
Она знала, что все, что он сказал, правда до последнего слова. В его голосе звучала не только искренность, но и отчаяние, и, встретив его вопрошающий взгляд, она заметила, что в глубине его зеленых глаз блестят слезы.
Она все еще не могла говорить от волнения.
– Пожалуйста, не оставляй меня, – умоляюще повторил Винсент тихим, взволнованным голосом.
Одра нежно коснулась его лица, и, к собственному ее удивлению, у нее вырвалось:
– У меня будет ребенок.
Винсент отпрянул, глаза его расширились; схватив Одру в объятия, он крепко прижал ее к себе.
– Ах, дорогая, какое это чудесное известие! – Беспокойство исчезло с его лица, и на нем появилась мальчишеская улыбка. – Теперь ты не сможешь оставить меня, ты ведь и сама знаешь, что не сможешь! Кроме того, я тебе не позволю. Я нужен тебе, чтобы ухаживать за тобой, заботиться о тебе и ребенке.
– Да, – согласилась она, понимая, что это правда.
– Наша жизнь станет лучше, я обещаю, – сказал Винсент с искренним чувством. – Я обещаю, что буду тебе хорошим мужем, вот увидишь, Одра.
Какое-то время он был верен своему слову.
Его доброе отношение к жене, проявленное в период ее болезни, не изменилось – никогда прежде он не был столь внимателен к Одре, да и никто никогда так не заботился о ней. Вечерам он мчался после работы домой, чтобы побыть ней, и не отходил от нее все свое свободное время, даже по выходным, которые привык проводить в свое удовольствие с друзьями. Он суетился около нее, всячески угождал ей, являя собой образец мужа и будущего отца.
В маленьком домике на Пот-Лейн воцарилось спокойствие.
Одра была довольна жизнью, как никогда раньше, и благодарна за мир и покой, а также за то, что могла позволить себе отдых. Беременность оказалась трудной. Утренняя тошнота была необычайно мучительной и часто продолжалась в течение всего дня; да и общее состояние ее было скверным, ей постоянно нездоровилось.
Вначале Винсент был озабочен этим и сочувствовал ей. Но довольно скоро его терпение сменилось раздражительностью и, хуже того, скукой.
Перед Рождеством, когда они помирились, то были полны нежности друг к другу и возобновили супружеские отношения. Но эти отношения вскоре опять прекратились. Винсент более или менее понимал причины уклонения Одры от физической близости, допуская, что женщина, ждущая ребенка, может и не испытывать сексуального влечения к мужу. Что действительно беспокоило его, так это отсутствие с ее стороны настоящего интереса к нему и к его повседневной жизни. Это равнодушие казалось ему странным и обидным.
Естественно, что с его характером он вскоре начал тяготиться домашней жизнью. Он любил Одру и хотел быть ее мужем, но вместе с тем он тосковал по холостяцкой жизни. И не потому, что ему хотелось волочиться за другими женщинами – чего он не делал. Ему не хватало мужского товарищества, шумного веселья в пабах, игры на скачках в конторе букмекера или на ипподроме. Этим он занимался всю свою взрослую жизнь и не видел причины менять свои привычки.
Он возобновил также постоянные визиты дом матери, так как скучал по царившей там cуматошной атмосфере. Ему вновь хотелось почувствовать себя членом большой семьи, в которой все относились друг к другу с теплотой и любовью, а именно такой и была семья Краудеров.
Он ни в малейшей степени не чувствовал за собой вины за такое поведение, главным образом потому, что Одра была полностью поглощена будущим ребенком. Винсенту казалось, что все ее существо было сосредоточено на долгожданном ребенке, а все остальные для нее не существовали.
Он не ошибался в этом своем предположении.
Ребенок значил для Одры очень много, возможно даже больше, чем Винсент мог себе представить или понять. Ребенок был для нее не только плодом их любви и их первенцем, но и началом ее собственной семьи, о которой она мечтала столько лет.
