Пристегнул сына и, наконец, смог выдохнуть. Одна проблема была позади. Впереди был недолгий перелет и Москва, в которой мне предстояло затеряться с Тимохой ото всех.
Немного перекусив и вдоволь нарисовавшись, малыш забрался ко мне на колени и уснул, а у меня появилось немного времени, чтобы сообразить, что делать дальше.
Варианты с гостиницами отмел сразу: по документам вычислить меня была пара пустяков. Оставался Артур, который уже как год жил в столице и развивал бизнес, заброшенный мной из-за прихоти деда. Да Соболев, телефонный номер которого я хранил по старой памяти в надежде, что когда-нибудь пригодится.
Но, если к первому, в силу образа его жизни, мне не хотелось везти ребенка, то насчет желания второго помочь я сильно сомневался.
— Прорвемся, Тимох, — шепнул в макушку сына, вбирая в себя его сладкий, родной запах, и устремил взгляд в сторону бескрайних облаков под нами.
***
— Такси! Такси!
Аэропорт Шереметьево встретил нас шумом, суетой и ушлыми таксистами, зазывающими воспользоваться их услугами. Однако, все это пролетало мимо меня. С того самого момента, как шасси самолета коснулись земли, я пытался дозвониться сначала до Артура, а потом до Соболева. Первый — все никак не отвечал, второй — струсил.
— Помогать тебе — ругаться с Горским, — ответил отчим Ксюши. — А мне его гнев слишком дорого обходится. Давай так, Тимур, если Коля сам попросит — помогу. Ну а…
Слушать дальше не стал. Его номер стер из памяти телефона, а самого Соболева из нашей жизни.
Листал контакты и думал, к кому еще можно обратиться за помощью, когда телефон в руках ожил, а на экране высветился неизвестный номер.
— Да, — равнодушно ответил на вызов.
— Здравствуй, Тимур! — раздался голос, слышать который у меня не было ни малейшего желания. — Это Лерой.
Я не испытывал к Амирову ненависти. Нет. Все эти годы он служил надежной стеной для Ксюши и сына и мне было за что его благодарить. Если бы не одно но… Мы любили одну женщину. И никто не хотел отступать. Стоило только вспомнить, что он прикасался к Ксюше и, возможно, до сих пор считал ее своей, желание разбить ему нос перевешивало все остальные здравые мысли.
— Слушаю, — вместо приветствия рявкнул в трубку. — Зачем звонишь?
— Да вот решил проверить совсем тупой ты или еще есть надежда, — ехидно ответил Амиров, а я еле сдержался, чтобы не послать его при ребенке.
— Ближе к делу, Амиров.
— Куда ближе-то, Тимур? — усмехнулся Лерой, видимо, сделав для себя определенные выводы. — Коля уверен, что ты сейчас пытаешься сбежать, а я — что через пару часов встречу тебя дома. Рассуди, кто прав?
Его голос бесил и накалял до предела, плюс ко всему был совершенно не кстати.
— Перезвоню, — бросил Амирову и отключился: я был не в том месте и не в том состоянии, чтобы слушать его бред.
— Кушать хочешь? — присел к сыну, чтобы застегнуть тонкую куртку и поправить легкую шапку. Мартовская погода в Москве не обещала тепла и солнца, а одет Тимошка был совершенно неподходяще.
— Да, — согласился малыш, а я не удержался и чмокнул еще в щеку.
После встречи с Ермолаевым он больше не плакал и не кричал, да и вообще держался молодцом. Как будто чувствовал, что для капризов было не время.
— Тогда поехали, — взял пацана за руку и повел к такси. Бродить бесцельно по зданию аэропорта казалось бессмысленным и утомительным. Ребенку требовалась новая теплая одежда и отдых, а мне время, чтобы найти выход.
Не успел толком усадить сына, как телефон вновь завибрировал в кармане.
— Я же сказал, что перезвоню, Амиров, — прижимая телефон плечом к уху, пристегивал Тимоху в автокресле.
— Центральный детский магазин, пожалуйста, — усевшись рядом, бросил уже водителю и перевел внимание к разговору с Амировым.
— Горский, — выдохнул тот.
— Что Горский?
— Прав, как всегда, — тихо заметил Лерой, а потом деловито добавил:
— Ладно, сейчас пришлю адрес, где Ермолаев вас искать не станет. Отвезешь Тимоху туда, а сам, как хочешь: можешь с ним остаться, можешь, как всегда, свалить.
— Знаешь что, Амиров, — нестерпимо хотелось поставить его на место, но урод меня опередил.
— Знаю, Тимур, всё я знаю. И, поверь, тебе одному хрен бы я помог! Но Тимоха мне, как сын, а потому запоминаешь адрес и дуешь туда. Жить будете у моей сестры, в пригороде. Из дома по возможности ни ногой. На связь только через Ритку. И не забудь мобилу отключить, а лучше выкинуть сразу, как адрес получишь. Вопросы есть?
— Нет, — прошипел в ответ, а потом уже более спокойно добавил:
— Спасибо!
46. Дома
— А говорила " не люблю", — смеялся Лерой, встречая нас на пороге дома Горского. — Смотри, месяц без меня прожить не смогла — вернулась.
В последние дни, наполненные страхом, слезами, потерями, мне так не хватало поддержки и дружеского участия, поэтому встрече с Амировым я искренне обрадовалась и, забыв обо всем, бросилась ему в объятия.
— Что ты здесь делаешь? — не ожидая увидеть его в доме отца, спросила мужчину.
— Все то же самое, что и всегда: денно и нощно обязуюсь охранять тебя, — подмигнул Лерой, заряжая меня своим позитивом, словно солнечной энергией.
Насколько я знала от отца, дело Шефера все же удалось замять. И, хотя Ермолаев до последнего настаивал на виновности Лероя, выступая свидетелем, отец таки сумел раздобыть записи с камер охраны и снять подозрения с Амирова.
— С такой защитой не пропаду, — подмигнула другу и заглянула вглубь дома, где у входа в гостиную стояла мама, крепко держась за ручку двери.
Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы примерить на себя всю ту боль, что перенесла она вдали от меня и отца, переживая за нас каждую минуту. В уголках ее глаз собрались слезы, а на лице робко и слегка подрагивая проступала улыбка. Родная, любимая, дорогая.
Сколько слез она пролила, сколько страшных картинок успело пронестись у нее перед глазами, пока Горский, резко сорвавшись, летел к нам. Знать, что за тысячи километров твоему ребенку грозит опасность и не иметь возможности помочь — страшное испытание.
Забыв снять обувь, бросилась к ней и крепко обняла. Слышала, как часто она дышала, как сумасшедше билось ее сердечко и в это мгновение осознала: то, что сейчас я чувствую из-за разлуки с сыном, моя мама пережила уже ни раз и ни два.
Обнимала ее и поражалась ее стойкости: чтобы спасти от мести Федора, она согласилась расстаться со мной на долгих четыре года. Боже, было жутко представить, что она чувствовала все это время. Для меня четыре дня без сына уже казались адом…
— С нашим мальчиком все будет хорошо, доченька! Все будет хорошо, — нашептывая, всхлипывала мама и я ей верила. А еще в свои силы. Если она смогла, то и я должна была постараться месяц продержаться без сына.
— Ты знаешь, где он? — с затаенной надеждой спросила маму, на что она тут же покачала головой.
— Нет, моя хорошая, Коля мне ничего не говорит, — мягким, нежным голосом она вернула меня на землю.
— И правильно, — вмешался отец, перехватывая маму в свои объятия, — вам скажи, так вы всем растрезвоните. Язык без костей, да и мозг размягчается, когда не нужно. Сказал, что с парнем все хорошо, значит так оно и есть. Понятно?
Мама кивнула, а я со всей дури понеслась в свою комнату, чтобы не разрыдаться при ней и Амирове.
" Нет, нет, нет", — бурчала себе под нос, перепрыгивая через одну ступени на лестнице и проклиная грубость отца.
Стук в дверь раздался минут через десять.
— Входи, — крикнула с противоположной стороны комнаты. В том, что за дверью стоял Лерой, я не сомневалась.
— Ты как? — спросил он, внимательно осматривая меня с ног до головы, явно замечая дорожки слез на моих щеках.
— Погано, — глухо ответила и сделала шаг навстречу. — Лерой, скажи, почему мне запрещено знать, где отец прячет Тимошку? Я к нему не поеду, никому ничего не расскажу… Но просто знать… Лерой? Неужели Горский не понимает, как мне больно?
