я не отталкиваю. Наоборот. Предоставляю свободу действий, выгибаясь, словно марионетка в руках умелого кукловода.
— Все не так просто, Томми, — с придыханием отвечаю американцу, утопая в очередном безумстве его губ.
— Я знаю. — Он останавливается, упираясь лбом мне в плечо. Мы дышим в унисон. Тяжело и часто. — Посмотри на меня. — Томми отстраняется, чтобы обхватить мое лицо шероховатыми ладонями и заглянуть в него. — Все будет в порядке. Мы справимся, слышишь? Мы со всем справимся, — произносит с расстановкой, будто у него на коленях маленькая девочка.
А потом снова притягивает меня обратно к себе. Я опускаю голову на его крепкое плечо и просто наслаждаюсь обманчивым спокойствием. Ведь стоит покинуть теплые объятия, и суровая реальность вновь испортит настроение.
Достаю телефон из кармана, открываю чат и передаю Тому, как никогда нуждаясь в его поддержке.
— И что ты думаешь? — Братец возвращает мне мобильный, и я задираю голову, чтобы проследить за эмоциями на его лице.
Вижу, что он задумался, и внутренне уже готовлюсь к отказу. Глупая затея. И зачем я только спросила…
— Да.
Ухмыльнувшись, Томас подцепляет пальцами мой подбородок и оставляет на губах легкий поцелуй.
— Даже не рассчитывай, что я отпущу тебя одну.
Глава 37
Томас
Когда мы добираемся до дома, моя эйфория от водных процедур окончательно рассеивается. Хотя ее можно было бы продлить. Для этого стоит всего лишь подняться в душ к сладкой девочке и помочь ей. Например, потереть спинку.
Однако нам обоим нужно время.
В последние два дня я чересчур давлю на нее, отчего сам же и лишаюсь контроля. А сейчас терять бдительность — непозволительная роскошь. Ведь когда она рядом, окружающий мир перестает существовать. Уверен, и для нее тоже.
Еще эта вечеринка, которая не сулит нам ничего хорошего. Только вот идти придется, Мии просто необходимо наладить общение с друзьями. Ведь в конечном итоге я действительно просто уеду в Америку, а ей придется остаться здесь. И я не хочу, чтобы она была одинока. Конечно, я могу и дальше поддерживать ее от лица Призрака, но…
Призрак… твою мать… не хочу даже думать об этом. Не сейчас.
Останавливаюсь на лестнице и какое-то время рассматриваю счастливые семейные фото. Сколько еще тайн хранит это место? А точнее мой отец.
Под мысли о своем родителе захожу в его кабинет. Усаживаюсь в кресло, удобно закинув ноги на стол, и завожу руки за голову.
Я ненавижу его.
И родилась эта ненависть очень давно. Еще с того момента, когда отец бросил нас на произвол судьбы. С самого детства его личность вызывает в моей душе лишь гнев и презрение, которые с каждым годом только растут.
А в свете последних событий они стали всепоглощающими. Разрушительными.
На глаза попадается очередная рамка с фотографией, на которой запечатлено счастливое семейство. Губы растягиваются в улыбке, больше напоминающей оскал. Блеф. Пародия на счастье. Жалкая иллюзия, сотворенная отцом на краю обрыва. И самое страшное во всей этой ситуации, что рано или поздно мы все свалимся вниз, захлебываясь болью от совершенных ошибок. Это всего лишь вопрос времени.
Правда как оголодавший дикий зверь. Дышит в спину. Бродит среди нас, выслеживая добычу. Она может залечь в спячку, но когда проснется, сметет все на своем пути. В том числе, и нас с Мией.
Интересно, каково моему отцу жить в вечном страхе, что в одно мгновение весь этот театр может рухнуть? Словно карточный домик, стоит только ветру перемен подуть в его сторону.
Только вот я еще не готов к переменам. Мне мало Мии. Я не желаю вновь терять ее. А ведь это неизбежно, стоит только сестренке узнать обо всем. Я разобью ей сердце. Собственными руками.
Чертов эгоист! Иди и поговори!
Скажи ей правду. Правду, будь она проклята!
Достаю телефон из кармана и несколько минут вращаюего в руках, тупо уставившись в одну точку. Взгляд пустой, потому что я вновь возвращаюсь в ту пещеру, видя перед собой гладкое девичье тело, поблескивающую от влаги шелковистую кожу, слышу ее частое дыхание и первый стон. Губы гудят от воспоминаний о том, что я ими с ней делал. Аааа. Невыносимо. Оттягиваю джинсы, где уже стало тесно.
Нет. Я не готов. Еще не готов.
Пару движений пальцами по экрану, и в затуманенное сознание врезаются гудки.
— Томас? Что-то случилось? — окончательно возвращает меня в реальность встревоженный голос отца. — Томас?
— А, да отец. Задумался. Как проходит второй медовый месяц? — Стараясь сохранять спокойствие, стискиваю зубы со всей силы.
— Том, прекрати ерничать. Ты ведь знаешь, что я работаю, а не развлекаюсь!
— Может, мне нужно знать что-то еще?
Пауза. Мои губы дергаются в однобокой ухмылке. Подонок. Я раскусил тебя.
— Я не понимаю о чем ты, сын, — прочистив горло, отвечает он.
— Дай-ка подумать, — щелкаю пальцами. — Ретроградная амнезия тебе о чем-нибудь говорит?
Снова тишина. Слышно лишь его тяжелое дыхание.
— Удобно, да? Получить чистого ребенка, как нового робота, которому можно вложить в мозг только то, что необходимо.
— Томас… прекрати устраивать спектакль!
— Он ведь был мой? — цежу сквозь зубы, до хруста сдавливая металлический корпус телефона.
Ответом на этот раз мне служит лишь только шумный вздох.
— Я никогда тебе этого не прощу. Ты слышишь! Ты уничтожил меня. Уничтожил ее. Нас.
— Томас, успокойся! Где Мия?
— Боишься, что малышка все услышит? Какой же ты урод! — выдаю с горькой усмешкой.
— Томас! — рявкает он в трубку и тут же смягчается. — Прости, я… я не хотел. Все слишком далеко зашло, сынок, я просто не знал, как поступить правильно… испугался…
— Я не нуждаюсь в твоих оправданиях. Прибереги их для Мии. А пока я советую тебе еще на недельку задержаться в Америке. Всего доброго, папочка.
