– Нет, что ты, – успокоил Саша даже где-то неодобрительно. – С Михалычем у них полная любовь и взаимопонимание. Другого, по вине которого он тогда и сорвался и гонял тебя.
– Коров хоть осчастливил герой ваш бодучий?
– А то как же! А ты права оказалась, Василиса, Ганнибал у нас легендой стал.
– Все, все… – замахала на него медсестра.
– Да, да… Отдыхай, Васенька, я завтра зайду.
– Пока, – отозвалась я, чувствуя, как веки наливаются свинцовой тяжестью.
Все! Спать! На сегодня героического бодрствования более чем достаточно!
Я проснулась, когда девушка Вика вытаскивала иглу капельницы из моей руки. Заметив, что я открыла глаза, она улыбнулась и заботливо порекомендовала:
– Отдыхайте, теперь только утром уколы, а капельницу днем поставим.
Я закрыла глаза, но последовать хорошему совету никак не получалось – перед глазами прокручивались кадры кинокатастрофы из моей реальной жизни, и я снова тянула и тянула Битова с утробным криком и материлась, отплевываясь от пыли.
По словам Саши, от момента взрыва до падения здания прошло не больше сорока пяти минут. Мне показалось, что целая жизнь! Вернее, не совсем так. Просто мы вбежали с Битовым в садик в одной жизни, а вытащила я его оттуда в другую мою жизнь, изменившуюся навсегда!
Потому что в тот момент, когда он матерился и орал на меня, надрывая сердце и нутро, пытаясь прогнать, спасти последним возможным для него способом, предельно ясно отдавая себе отчет, что ждет его самого, я поняла с абсолютной божественной ясностью, что ничто на свете не сможет разлучить меня с этим мужчиной! Только смерть в самом что ни на есть прямом и банальном смысле!
Только смерть! Что нет препятствий и проблем, которые могли бы помешать мне быть рядом с ним, ни в жизни, ни в моей голове.
И я чувствовала в тот момент, когда выколупывала его из-под бетонной плиты и тащила нас обоих, что единственным безопасным местом на земле продолжает оставаться только одно – рядом с ним. Что, собственно, и подтвердилось в конечном итоге – закрыв собою меня, Битов умудрился спасти нас обоих.
Засыпая, я вспоминала, как он матерился зверски, но, зараза, красиво и спрашивал меня про Большой Девичий Секрет, раз уж я все равно собралась помирать вместе с ним.
Утречком раненько уже другая медсестра, менее улыбчивая, чем Вика, представившаяся Тамарой, нафигачила мне каких-то уколов в мою прекрасную и пострадавшую попку, предприняла попытку уговорить меня позавтракать кашей подозрительного вида, но я отказалась, стараясь делать это тактично, и спросила, отвлекая ее от процесса протягивания мне ложки:
– А в какой палате лежит господин Битов?
– В девятой, отдельной, – вздохнула она, поняв тщетность попыток накормить меня серой субстанцией с веселенькой лужицей растопленного масла наверху. – Тут недалеко, первая дверь сразу за постом, на другой стороне коридора. Но вам к нему нельзя! У вас постельный режим и полный покой.
Про постельный режим и покой повторил и доктор, пришедший меня осмотреть. Мужчина лет сорока, вполне симпатичный, энергичный такой бодряк.
– Ну что, Василиса Антоновна, – бравурил он голосом и движениями. – Поколем вам укольчики, капельниц еще парочку поставим, полный покой, минимум движения, и будете у нас как новенькая!
– Я себе и старенькая очень даже нравилась, – в тон ему оповестила я.
– Ну и молодец, – хохотнул он, обращаясь со мной, как с жиличкой дурдома, и повторил, вставая со стула: – Минимум движения! Папенька ваш уже всю больницу на уши поставил, вот приедет, увидит, что вы идете на поправку, порадуется и от нас отстанет.
– Это вряд ли, – проворчала я, предупреждая.
– Пугаете?
Я неопределенно пожала плечами и сморщилась от мгновенно выстрелившей боли во всем теле, вызванной этим движением.
– Так не только ваш папенька грозный о вас беспокоится, но и руководство агрофирмы рвется вас награждать и пугает нас особым контролем за вашим с господином Битовым здоровьем. Так что вы уж не подведите, Василиса Антоновна, выздоравливайте и берегите себя. – И он вышел из палаты, весело насвистывая незамысловатый мотивчик.
Оставшись одна, я приступила к Великой Эпопее Василисы Прекрасной под кодовым названием «нарушение постельного режима». Болело все! Просто все болело, ныло и отказывалось слушаться приказов сознания. Даже подушечки пальцев на руках и ногах болели.
И я принялась с любопытством их осматривать: ничего поврежденного, кроме лака на ногтях, я там не увидела, только легкую припухлость и покраснение. Хорошо, что я ногти всегда коротко стригу из-за моей работы, маникюр с короткими ногтями тоже очень моден. Я представила на минутку, что бы случилось с моими пальчиками, если б у меня были длинные ногти – бр-р-р! Обломались бы до мяса!
Ладони, правда, были все в мелких порезах и сильно ныли, а на локти мои чудные без слез вообще смотреть я не могла! Ножки тоже болели, но царапин на них я не обнаружила при осмотре. Ныла, тянула и болела спина и попка – ну еще бы! Хоть и в джинсах, но легких, по бетону и асфальту – бедная моя красавица! Ладно! Поныли над собой и хватит, все заживет.
Подъем с кровати и осмотр телесных повреждений я осилила, теперь этап следующий – сложный. Держась за кровать, тумбочку и стены, перетаскивая по полу ноги, я дошкандыбала до индивидуального туалета в моей одноместной палате. Процесс усаживания на унитаз и вставания с него дался мне большим трудом и холодным потом, выступившим на лбу. Хорошо хоть прикидец на мне был подходящий – казенная коротенькая хлопковая ночная рубашечка с убийственным рисунком в виде ромбиков и кружочков. Шедевр российской легкой промышленности.
Так! Все, хватит! Покой, говорите? Где находится мое личное, индивидуальное место покоя, я знала точно. И пусть кто-нибудь попробует меня остановить! Убью! Или, что еще хуже, натравлю на них папика.
Вообще-то решение было так себе, уж очень сильно смахивало на полный идиотизм. Но мой здравый смысл сегодня буксовал, смущенно топтался на месте и ругался матом.
И, перетаскивая ноги по полу, я выволокла свое несчастное тельце из палаты и по стеночке, по стеночке, держась за нее руками, потащилась к медсестринскому посту.
Слава богу, там никого не было и вступать в ожесточенные дебаты ни с кем не пришлось. А в моем состоянии их исход был неизвестен, могли победить и здоровые силы в лице медсестер. Так я себя и дотащила до девятой палаты.
Битов повернул голову на звук открывающейся двери и слеганца обалдел, увидев меня во всей хлопково-синюшной красе.
– Васька, ты с ума сошла! Тебе лежать надо и не двигаться!
Разговаривать, держась за шкаф, стену и тумбочку, было лишним усилием, и я снизошла до слов, только добравшись до стула у его постели и осмотрев пациента.
