по обнажённому телу едва ощутимой волной. Ладони Градова тут же накрыли грудь, зажав между пальцев затвердевшие соски.
— Твоё тело сводит меня с ума, — довольный мужской голос урчал почти по-кошачьи.
Под умелыми ласками я растаяла, расплылась, как лужица мороженого, прикрыла глаза, сосредотачиваясь на звуках собственного дыхания и прикосновениях Евгения Александровича.
Сжал грудь и тут же едва ощутимо провёл по соску кончиком пальца, чуть сжал — аккуратно, будто прекрасно зная границы моего удовольствия, границы между ним и сладкой тягучей болью. Провёл ногтями по коже вниз, задержавшись на животе, вырисовывая на нём только ему известные символ. А затем… его ладонь накрыла местечко между ног, и палец настойчиво скользнул на клитор, сорвав стон с моих губ.
— Чш-ш-ш-ш, — тихий шёпот на ушко, — тише, моя девочка.
Движения его пальца стали быстрее, напористее, когда моё тело отозвалось на его ласки вспышкой горячего возбуждения, которое он не мог не почувствовать.
— Ты такая отзывчивая, такая… чувствительная, — бархатный голос дарил ещё большее удовольствие. — Чувственная… такая искренняя… такая настоящая, — он, казалось, ловил кайф только от моей реакции на его прикосновения.
Он мучил меня — и эта сладкая пытка могла продолжаться практически вечно.
— Не-е-ет, — едва я сжала внутренние мышцы, чтобы приблизить сладкое окончание, то получила ощутимый укус в шею. Его руки замерзли, лишая удовольствия. — Расслабься. — Я послушалась и от вспышки ощущений прикусила губу, когда его пальцы вновь оказались внутри меня. — Я хочу, чтобы ты прочувствовала каждое движение…
И я чувствовала, послушно борясь с собственным телом, готовым вот-вот натянуться, как струна.
— Вот так, хорошая, послушная девочка. Так же гораздо приятнее, не правда ли?
Голос Градова звучал будто сквозь толщу воды, мне приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточиться на том, что он говорит.
— То, что ты сейчас чувствуешь— практически единственное чистое удовольствие в этом мире. Вся сладость не сколько в оргазме, сколько в пути к нему…
Сколько прошло времени прежде чем я наконец-то достигла пика? Ощущения оказались совсем иными — не мимолётной вспышкой, а тягучей, продолжительной волной тепла, растекающегося по телу.
— У тебя телефон разрывается, — смешок Градова выдернул из сладкой неги.
— Что? — голос не слушался.
— Кто настойчиво названивает тебе уже пару минут, — терпеливо повторил Евгений Александрович. — Иди — ответь.
Я прислушалась — и правда. Где-то в недрах дома на пределе громкости разрывалась короткая мелодия. Снова и снова, по кругу, телефон оповещал меня о входящем вызове.
Градов помог мне подняться, ноги почему-то совершенно не держали меня. Запахнув халат, стараясь идти ровно и не шататься, направилась в спальню. К тому моменту, как я подошла к телефону, вызов уже прекратился. На экране висело уведомление о трёх пропущенных от Алины и пара сообщений с коротким текстом: «Крис, позвони мне, как сможешь!».
Это отрезвило меня — и я, не раздумывая, перезвонила подруге.
Алина ответила сразу же, тороторя так, как раньше за ней не замечалось.
— Крис! Мне нужна твоя помощь! Очень срочно! Я…Я не знаю, к кому ещё обратиться.
— Что случилось?
— Маму увольняют, прямо сейчас. Я… Ты понимаешь, если её уволят, то… полное дерьмо, Крис! У меня отец и так на полставки сейчас, а если ещё и мама останется без работы…
— Стоп, Алин, толком объясни, чем я могу тебе помочь?
— У тебя же есть знакомые юристы. Её по статье оформляют, якобы за прогулы, но это неправда! Её же никуда не возьмут потом — ты же знаешь, она у меня уже почти на пенсии… кому она будет нужна?
Мне потребовалась пара минут, чтобы вытянуть из Алины всю информацию и набрать Андрею. Почему ему, если «под рукой» был Градов? Не знаю — оно вышло само. Вот я завершаю разговор с Алиной и пальцы сами жмут на строчку с именем Андрея в списке контактов.
Надо отдать ему должное — несмотря на выходной день, он ответил практически сразу.
— Воу-воу-воу! Какие люди! — в голосе парня сквозили ехидные нотки. — Кто это обо мне вспомнил?
— Привет, Андрей, — не поддалась на заводную уловку. — Мне нужна твоя помощь.
— В чём дело? — его развесёлый настрой тут же улетучился.
Я коротко пересказала всё то, чем поделилась со мной Алина: про её маму и конфликт с начальницей, про угрозу увольнением и лишение зарплаты. И Андрей не разочаровал.
— В общем так. Пусть ничего не подписывает, ни под каким предлогом! Сколько у неё до конца смены? Пара часов? Вот пусть работает до конца, а затем шурует в больницу и берёт больничный. Я возвращаюсь в город тринадцатого числа — до этого момента ничего без меня не предпринимайте! Прилечу — сразу же поедем к твоей подруге, я объясню, как быть дальше.
— Спасибо, — благодарно выдохнула. — Чтобы я без тебя делала…
— Что-что, — хмыкнул парень, — сама бы Трудовой Кодекс штудировала. Не приуменьшай собственные способности. Лет через пять ты нам задашь жару!
На такой позитивной ноте и распрощались — мне предстояло передать информацию Алине. Главное, чтобы наши переговоры не вылились в «глухие телефончики» — чем меньше посредников между Алининой мамой и Андреем — тем лучше.
Я оказалась взбудоражена ситуацией подруги и, если быть честной, с трудом представляла, как дождусь возвращения Шувалова. Вот всегда так — мне нетерпелось сделать всё и сразу, чтобы почём зря не тянуть время. Но, увы, в данной ситуации я была бессильна.
Романтический настрой и вовсе сошёл на нет. Прежде чем вернуться на веранду, я оделась и собрала волосы в высокий хвост, благо что выработала привычку везде брать с собой расчёску.
Правда до веранды не дошла, Градов обнаружился на кухне составляющим посуду в посудомоечную машину.
— Помочь? — прислонилась к дверному косяку плечом. — Видеть мужчину, занятого посудой, было страшно непривычно. Словно тигра переместили на антарктические просторы и отправили гонять пингвинов.
— Нет, я уже закончил, — Градов захлопнул дверцу машинки и только тогда обернулся ко мне. — Уже собралась? — его приподнятая бровь выдавала удивление.
Я пожала плечами, не намереваясь отвечать на этот, должно быть, риторический вопрос.
— Через полчаса возвращаемся в город, к сожалению, у меня возникли неотложные дела, от которых никак не удастся избавиться.
Что ж, никто и не ожидал, что сказка продлится вечно. Как и в «Золушке», с наступлением полуночи (а в моём случае полудня) карета превращалась в тыкву, а страстный и пылкий любовник в отстранённого преподавателя теории государства и права.
Сказать, что я с неохотой покидала дом Градова, значит не сказать ничего. Я до последнего наблюдала в боковое зеркало за тем, как высокое шоколадное архитектурное великолепие скрывается из вида. Вскоре от
