идеальной семьей, на такое способны? Что им сделал невинный, ещё не рожденный ребенок? А мой отец... Чем он заслужил такое?
-Я поговорю с Максимом и всё ему объясню. Но аборт делать не стану.
-Станешь, милая. И только посмей рассказать сыну об этом выродке в твоем животе. Ты ведь не забыла, кто мой муж? Помнишь, какие у нас связи? Твой отец не только останется без необходимой операции, но и сядет в тюрьму в самое ближайшее время, если не одумаешься. Стоит ли рассказывать, что будет за решеткой с пожилым мужчиной, у которого больное сердце? Тот, от кого ты забеременела богат, я знаю, и наверняка поможет... Но пока будет идти разбирательство, сердце твоего папы будет работать наизнос. Выдержит ли оно?
На этом моменте мои нервы окончательно сдали. Нажав отбой, я разрыдалась в полную силу, совершенно не представляя, как выбраться из ловушки, в которую угодила. Как я за все четыре года общения не смогла разглядеть натуру этой женщины? Она приняла меня как родную с самой первой встречи, никогда не упрекнула в том, что я из простой семьи. Подружки, родственницы и просто знакомые - мне завидовали абсолютно все. Золушка, в которую влюбился принц, а король с королевой поддержали его. Я тогда ходила и не верила своему счастью. Думала, разве может быть все настолько идеально? Выходит, что нет.
Знал ли Максим о том, какой может быть его мать? Наверняка, нет. Видимо, он действительно не в курсе того, что его мама организовала те увольнения...
Вдруг он поверит мне? Предоставлю документы о инсеминации и докажу свою непричастность, а потом дам ему право выбора: остаться со мной и принять ребенка, или разойтись по-хорошему?
Если он согласится забрать меня с малышом? Почему-то от этой мысли всё внутри болезненно сжалось. Что со мной? Разве не это решение всех проблем? Разве не этого я хотела?
Нет.
Всего за три недели жизнь безвозвратно изменилась. Даже если жених примет беременность от другого, я сама не смогу быть с ним. Глупо отрицать очевидное. Теперь в моей жизни есть Медведь. Сердце болезненно сжалось при воспоминании о нем... Я ведь влюбилась... Глупо это отрицать. Возможно на фоне стресса или из-за гормонов, но чувства к Шамаеву появились вопреки здравому смыслу. Его забота, тяжелые, как будто одержимые голодные взгляды и собственнические замашки - всё это будило во мне что-то тёмное и неподвластное логике. Помимо растущего внутри меня ребенка, нас соединяло что-то еще, словно между нами появилась невидимая нить, крепнувшая день ото дня. Как будто с Максимом я спала, а с Олегом вдруг проснулась.
Но мои родные? Как быть с ними и угрозами, которые бывшая свекровь уже начала претворять в жизнь?
Может попросить помощи у Шамаева? Вспомнив те видео, на которых мой Медведь ломает носы и челюсти, я болезненно поморщилась. Совершенно не так нужно разбираться с этой проблемой... Расскажу ему и рискую спровоцировать еще больший скандал, чем сейчас.
Олег точно не привык спокойно беседовать, он решает проблемы с помощью кулаков. На миг в воображении возникла яркая сцена, в которой отец моего ребенка ломает что-нибудь бывшему жениху и перед глазами всё поплыло. Только не это!
Нужно что-то придумать... Пойти в обход свекрови и скрыть эту ситуацию от Шамаева... Только как?
Время шло, а я так и не смогла ничего придумать.
Словно подгоняя меня, телефон оповестил о входящем сообщении от Виолетты Генндьевны:
"Выбирай: родители или чужой, еще не рожденный ублюдок. У тебя есть время до завтра. Максим прилетит утром. Потом пеняй на себя. Расскажешь что-то моему сыну, пожалеешь, что на свет родилась."
По щекам снова потекли соленые дорожки. Больше всего на свете я любила родителей и боялась их потерять, но и маленькую жизнь внутри тоже... Облокотившись на мягкое белое кресло, поджала под себя ноги и стерла слезы тыльной стороной ладони. За что мне это всё? Рука невольно опустилась на пока ещё плоский живот и накрыла область чуть ниже пупка. От тепла, идущего изнутри,стало теплее и гораздо спокойнее. Нужно держаться ради моего продолжения, которое растет и чувствует все эмоции.
-Я тебя не предам, мой родной. Не бойся, мама защитит тебя. Просто нужно придумать, как, - прошептала я закрыла глаза, борясь с внезапно накатившей слабостью.
Что же делать? Рассказать Олегу?
Может Максиму?
Я так сильно разнервничалась и погрузилась в раздумья, что даже не совсем не заметила, что больше не одна. За мной задумчиво наблюдал отец моего ребенка и многое понял без слов. Именно поэтому он никак не показал своего присутствия. Только потом я узнаю, что решение он уже принял за меня.
Глава 41
-Ой, совсем не слышала, как ты вошел, - котенок залилась румянцем и торопливо спрятала телефон под декоративную белую подушку. Она так силилась сделать вид, что все в порядке, что я решил не говорить, чему был свидетелем.
Пусть моя нежная и ранимая девочка пребывает в неведеньи. Ей нельзя волноваться. Я все решу сам. Давно кулаки чешутся проучить её бывшего, из которого она так часто расстраивается.
Присев перед ней на корточки, я взял маленькие теплые ладошки в свои большие и посмотрел ей в глаза. Мягкая, красивая, словно фарфоровая кукла с витрины магазина игрушек. За что мне такое счастье? Неужели за свои грехи и скверный звериный нрав я не должен был получить злую ведьму?
Ах, да... Ведьма у меня уже была. Кристина. При воспоминании о бывшей внутри передернуло. Она была моим наказанием. Слава Богу, все позади. Еле заметно тряхнул головой и приник губами к пульсируюшей венке на Катином запястье. Она заметно напряглась и немного дернулась, но руку не вырвала. Ну, что же... Это уже победа.
-Котенок, может ты хочешь прогуляться?
-Нет, я устала. Я хочу прилечь, - по её заплаканному лицу было видно, что она явно хочет остаться в одиночестве. Вот только я не хотел уходить. Мы и так были несколько дней порознь. А кажется, что целую вечность.
Но как ей сказать об этом? Опять прижать и целовать и ласкать насильно? Это было бы просто пределом моих мечтаний... Но я же не законченный урод? Правильно, поэтому закатываю губу и сваливаю восвояси, чтобы пускать слюни на Катю издалека...
-Как скажешь, котенок. Отдыхай. Я в соседней квартире, - со скрипом выдал я и в последний раз поцеловал теплую, вкусно пахнувшую ладошку, а затем поднялся.
Но тут
