Они еще долго сидели и смотрели в огонь, потом вышли в сад над обрывом, чтобы полюбоваться видом на залив, и Джон обнял Диану за плечи.
Именно в этот час в аэропорту Сан-Франциско приземлился самолет Питера Мейсона.
Габриэла следила за посадкой самолета со смешанным чувством радости и волнения. Ей очень хотелось снова увидеть Питера, но она боялась, что и он в жизни может оказаться не таким, каким она его представляла. Правда, пока Габриэла лежала в травматологии и в общей терапии, они много и откровенно разговаривали друг с другом, но она еще никогда не видела его вне больницы и не знала, каков Питер, живущий в реальном мире, а не среди болезней, страданий и нередких смертей.
Сама она пока тоже не до конца освоилась. Всего три дня прошло с тех пор, как ее выписали из больницы, но за эти три дня произошло так много. Габриэла чувствовала, что изменилась самым кардинальным образом. Не было больше ни тяжких воспоминаний, ни давящего чувства вины, ни боязни обнаружить в себе какой-то роковой недостаток, который невозможно ни изжить, ни исправить. Взамен всего этого ее переполняло ощущение свободы, радости и какого-то бесшабашного счастья, от которого ей хотелось то плакать, то прыгать до потолка и смеяться. Казалось, даже походка ее изменилась – она стала легкой, летящей, словно за спиной Габриэлы выросли крылья, способные в любой момент поднять ее высоко в небо.
И еще она была рада тому, что приехала в Сан-Франциско. Здесь она не только освободилась от прошлого, но и нашла себе приемного отца в лице Джона Уотерфорда. Он и Диана предложили им с Питером пожить у них до воскресенья, и Габриэла согласилась. Она бы осталась и подольше, но Питеру нужно было возвращаться в больницу, и она решила, что тоже выйдет на работу в книжный магазин.
Она стояла немного в стороне от выходных ворот, поэтому Питер не сразу заметил ее. Он смотрел прямо перед собой, и когда Габриэла вдруг выступила ему навстречу, на лице его отразились удивление, радость и какое-то непонятное волнение.
– Я здесь! – Габриэла улыбнулась ему, и Питер ответил ей широкой, счастливой улыбкой. Волосы Габриэлы сияли как светлое золото, глаза были похожи на два кусочка весеннего неба, и ему очень хотелось поцеловать ее, но вместо этого Питер только обнял ее за плечи, и они медленно пошли к стоянке такси.
По дороге к выходу из аэропорта Габриэла подробно рассказала ему обо всем, что с ней случилось здесь, обо всех своих маленьких открытиях, о том, как ей понравились Уотерфорды. Питер подумал, что не ошибся, она действительно выглядит счастливее, чем когда-либо. Особенно поразило его выражение ее глаз; в них отражались и радость, и нежность, и легкая грусть. Глубина их притягивала его как магнитом. Но главное – и самое удивительное, – в ее взгляде не было ни тени печали, ни следа боли и страха, словно все, что произошло с Габриэлой раньше, произошло не с ней, а с кем-то другим.
– Я очень скучал по тебе, – сказал Питер, внимательно глядя на нее. – Без тебя наше отделение травматологии просто осиротело.
Сам Питер вот уже третий день не находил себе места, снедаемый каким-то неясным томлением, которое он объяснял себе беспокойством за Габриэлу. Но как бы он ни обманывал себя, даже ему было ясно: дело было не только в этом.
– Я тоже скучала по тебе, Питер. – Габриэла улыбнулась ему, и он снова увидел ее глаза – глаза мудрой, сильной и храброй женщины, глаза, которые больше не боялись смотреть на него. – Спасибо, что ты тоже решил приехать сюда.
– А тебе спасибо за то, что ты попала к нам в больницу, в мое отделение…
«Спасибо за то, что выжила, не сломалась, уцелела после всего, что с тобой было», – хотелось добавить ему. Именно ее, сам того не сознавая, Питер ждал столько лет. Только сейчас он понял, что все женщины, которых он когда-либо встречал, на самом деле ничего для него не значили. Да и он тоже не подходил ни одной из них. Даже Лилиан, с которой он прожил пять лет, не хватило ни мужества, ни терпения, чтобы удержаться рядом с ним – врачом-травматологом, для которого цинизм стал защитной броней против жестокости, несправедливости и бессилия перед смертью.
Что касалось Габриэлы, то Питер почему-то был уверен: она сможет понять его и не испугается ни трудностей, ни бесконечных дежурств, ни его скверного характера. Питер чувствовал, что в трудную минуту Габриэла сможет поддержать его, а он – ее. Они оба были людьми, которым хватало силы и мужества делать то, что нужно делать, добиваться своего во что бы то ни стало и служить друг для друга поддержкой и опорой, как бы тяжело им ни приходилось.
Это далось им дорогой ценой. Путь к свободе был нелегким для обоих, в особенности – для Габриэлы. Она побывала в аду и вернулась оттуда израненная, но не сломленная, опаленная, но не побежденная. И вот теперь она улыбалась ему одному, улыбалась так, словно нашла наконец счастье, которое искала всю жизнь. Тени прошлого, преследовавшие ее столько лет, вернулись обратно в преисподнюю. Габриэла была счастлива и свободна в реальном мире, который она только-только начинала постигать заново.
Потом Питер взял ее за руку, и они вместе вышли из аэропорта на площадь. Им обоим некуда было спешить – целая жизнь лежала перед ними, и никакие кошмары, от которых надо было бежать, не гнались за ними по пятам. Единственное, чего они хотели сейчас, это быть вместе. Они завоевали свободу, и у них была еще целая вечность, чтобы наслаждаться ею и друг другом.
Они медленно шли через залитую золотым сентябрьским солнцем площадь, и вдруг Габриэла остановилась и, глядя на Питера снизу вверх, залилась звонким, счастливым смехом. Путь, который она прошла, был бесконечно труден, опасен и порой казался бесконечным. Но сейчас, когда – будто бы с вершины горы – Габриэла оглядывалась назад, эта дорога представлялась ей совсем не такой каменистой и крутой, какой она была на самом деле. Не раз и не два она чуть не погибла в пути, но теперь все опасности и трудности были позади, в невозвратимом прошлом, и Габриэла могла забыть о них. Она знала, что – где бы она ни была – она вернулась домой, чтобы быть свободной…
Mea culpa (лат). – моя вина.
Гарвардский университет находится в Кембридже, пригороде Бостона.
День благодарения – национальный праздник, ежегодно отмечаемый в четвертый четверг ноября.
Мэдисон-сквер и Парк-авеню – улицы в Нью-Йорке, где расположены самые фешенебельные и дорогие магазины.
Ирландский кубок – разновидность лотереи, в которой, как считается, невозможно выиграть.
