На том месте, где Кейн сотворил чудо, возвели храм, куда хромые и слабые могли прийти и изгнать злых духов болезни из своих тел — простой храм, построенный из веток коа и священного дерева охиа. Однако с течением времени, пока боги один за другим отступали перед напором нового мира и нового века, и по мере того как боги стирались из памяти, на месте, священном для Лоно-Пуха, построили новый храм для поклонения другому богу исцеления — белому богу. Все началось в 1883 году, когда британцы соорудили небольшую миссионерскую лечебницу и хвастливо назвали ее «Виктория Великая».
К тому времени, когда Мики Лонг прибыла в «Викторию Великую», этот храм медицины возвышался над плодородной землей Оаху на десять этажей. Его возводили из бетона и стекла, а о прошлом напоминали миссионерские солнечные часы у края гигантского плачущего баньяна. Вот как раз на этом месте и сидела Мики, на мраморной скамье в стороне от бетонированной дорожки, которая разрезала пополам безупречно ухоженные больничные лужайки. День стоял чудесный, если б не жара: остров переживал изнуряющий осенний период, когда пассаты затихают и ветры начинают дуть с экватора, принося высокую влажность и нестерпимую жару.
Мики, наслаждаясь нежданным тридцатиминутным перерывом между операциями, сидела на солнышке и ела из чашки йогурт, а заодно читала письмо Сондры, которое уже три дня носила с собой.
Привет, Мики! Как у тебя дела? Надеюсь, хорошо. Боюсь, что мне все еще трудно привыкнуть к этому месту. За последние полтора месяца мне пришлось забыть очень многое из того, чему меня учили в Финиксе. Интерном мне казалось, что нас безжалостно загоняли, и я не могла дождаться, когда все закончится. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, как легко нам было! В этой миссии нет ни рентгена, ни электрокардиографа, ни портативной диагностической аппаратуры. Нет лаборантов, которые могли бы брать анализы крови. Нам приходится заниматься всем этим при помощи очень примитивной аппаратуры. К слову, наша лаборатория здесь, мягко говоря, в зачаточном состоянии: один микроскоп и одна центрифуга. Мы сами делаем работу лаборантов, гистологов, цитологов и патологов. Нам даже приходится самим устанавливать группу крови и резус-фактор.
Здесь все безнадежно устарело. Мы используем давно вышедшие из употребления препараты, которых я в своей практике прежде ни разу не видела. А в операционной находится бак с циклопропаном, запрещенный в той больнице, где я стажировалась! Похоже, я не могу отучиться от привычки полагаться на вещи, к которым меня приучили. Например, респираторы. Я распорядилась надеть на пациента респиратор, а доктор Фаррар поинтересовался, не собираюсь ли я поехать за ним в Найроби вместе с больным!
У нас с Дерри все время происходят стычки. Он пока не разрешает мне никуда выезжать, и за полтора месяца, что нахожусь здесь, я еще не притронулась к скальпелю. А теперь у меня возникли проблемы еще и с медсестрами: те не знают, что и думать обо мне, женщине-враче. Они большей частью либо игнорируют мои распоряжения, либо бегут к Дерри и Алеку за подтверждением. Все медсестры обучены в Момбасе по старой британской системе, которая требует классового разделения между врачами и обслуживающим персоналом. К примеру, если врач входит в палату, медсестра должна встать и предложить ему свой стул. Они с подозрением относятся к моим попыткам подружиться с ними.
Таким же образом ведут себя местные пациенты: они не доверяют мне. Им вдолбили в голову, что белый мужчина — целитель, а белая женщина годна лишь для приготовления чая.
Я пока еще не составила определенного мнения о Дерри. Внешне он очень спокойный человек, себе на уме и особенно не старается чему-нибудь научить меня. По этой части мне приходится доверять Алеку Макдональду…
Мики достала из конверта фотографию. На ней была снята необычная сцена: в тени фигового дерева замерли пять человек, а перед ними с важным видом — странная птица. На обороте Сондра написала:
Слева направо: преподобный Сандерс, его супруга, я, Алек Макдональд и Ребекка (медсестра из племени самбуру). Птицу зовут Лулу, это аист с хохолком, который кричит: «Ерунда!» Снимок сделал Нжангу. Дерри удалился, когда мы пригласили его сфотографироваться вместе с нами.
Мики вернулась к письму:
Мы молимся, чтобы скорее начались дожди. Говорят, что этот год выдался необычно засушливым, и нам ужасно не хватает воды. Поэтому дикие животные — слоны, носороги, буйволы — подходят очень близко к территории миссии. Ночью слышно, как кругом рыщут львы.
Боюсь, у тебя сложится впечатление, что я жалуюсь. У меня не было такого намерения. В целом я вполне довольна и, как всегда, полна решимости помочь этим людям. На это уйдет больше времени, чем я ожидала.
Что слышно от Рут? В последнем письме она говорила, что в следующий раз родит двойняшек! Я диву даюсь, как у Рут это получается! Помнится, я интерном иногда еле держалась на ногах. Как она управляется и с домом, и с мужем, и с малышом?
Мики положила письмо на колени и увидела группу медсестер восточной внешности, которые обедали на лужайке недалеко от нее.
«И с домом, и с мужем, и с малышом»…
Мики не придала бы этой теме особого внимания, если бы другие все время не поднимали ее. Ей страшно надоедали пациенты: «Доктор, вы замужем? Нет? Такая красивая девушка, как вы? Знаете, быть врачом хорошо, но муж и дети тоже нужны». Даже некоторые сестры высказывали подобные мысли: «Знаешь, Мики, я собиралась поступить в медицинский колледж, но мне хотелось завести семью. А как представишь: четыре года учебы в колледже, год интернатуры, потом ординатура, — в целом не меньше шести лет. Для мужчины это в порядке вещей: жена дома готовит ему еду и рожает детей. Но женщина никак не может позволить себе такого. Так что я решила два года отучиться в школе медсестер, и теперь у нас есть собственный дом и трое детей, о которых мы мечтали».
Рут справлялась с таким положением. Но какой ценой? Ее письма были всегда скупы, по делу, написаны урывками. Она редко упоминала Арни. В письмах говорилось лишь о том, что Рейчел сделала то, Рейчел сделала это… Так ли благополучно у них в семье? Мики вспомнила выражение лица Арни, когда он увидел, что на дипломе Рут красуется фамилия Шапиро, а не Рот…
Мики сложила письмо Сондры и положила его в карман. Мы идем теми путями, которые выбираем.
— Привет. А я ищу тебя.
Мики подняла голову и рукой прикрыла глаза от солнца.
