Все закончилось краткой и простой церемонией спуска Шеклтона в унитаз в благочестивом сопровождении «Сада осьминога» «Битлз». Глядя, как Шеклтон по спирали навсегда уносится из моей жизни, я искренне молилась и размышляла о рыбьем рае. Каким бы он ни был, надеюсь, моему маленькому стойкому исследователю понравится новое путешествие.
Потом я уселась за компьютер и принялась искать новости о поражении обструкционистов и принятии законопроекта. Я ужасно переживала из-за смерти Шеклтона, но смогла вновь радоваться и гордиться нашими последними достижениями и очень хотела почитать об этих самых достижениях. Но мое самодовольство быстро прокисло. Практически все статьи хвалили Брэмена. Очевидно, его комментарии «не для протокола» оказали желаемое действие. Ему удалось обмануть журналистов и внушить им, что главной движущей силой был он.
Что еще хуже, большинство статей включали отвратительные слова анонимного сотрудника Брэмена, рассказавшего, что во время битвы за проект «Р.Г. и его работнички мертвым грузом висели у Брэмена на шее. Они дилетанты, и нам пришлось потратить массу времени, убирая за ними».
Какая мерзость! Я так и знала, что надо было встрять и рассказать правду. Брэмен ничего не говорил прямо, но сотрудники его — определенно говорили. Эти слова попахивали Натали. Да как она посмела?! Редкостная низость, даже для злобного бабаробота. Аарону повезло, что он ушел, иначе я вылила бы всю подогретую ярость на него. Я миллион раз спрашивала, как он может работать с такими законченными сволочами. Ее злобные и тупые слова — настоящая подлость, не говоря уже о том, что они лживы. Мы работали вместе, и законопроект приняли, какого же черта Натали поливает нас грязной клеветой и отравляет вкус победы? Неужели надо играть по таким правилам? Если да, то я требую изменения правил. И возмещения морального ущерба, пожалуйста.
Лишь одна статья не превозносила Брэмена и не включала омерзительную цитату — статья Чарли Лотона в «Вашингтон Пост». Я удивилась. Для меня Лотон был связан с самыми неприятными и непорядочными вещами, поэтому я была уверена, что он окажется среди преступных элементов. Возможно, он собирается начать жизнь заново. Но хотя я ценила, что он написал более справедливую статью, чем остальные, это не оправдывало его былых преступлений. Я по-прежнему ненавидела его. О боже, как я погрязла в ненависти за эти дни! Вряд ли это полезно для здоровья. Я посмотрела на аквариум Шеклтона, и меня захлестнуло непереносимое чувство утраты.
Лиза вытащила меня из дома. Я согласилась сходить с ней в Национальный музей естественной истории. Это было бескорыстное предложение — она знала, что я обожаю этот музей. В качестве ответной услуги я решила отвлечься от собственных проблем и во время экскурсии сосредоточиться на ней.
— Кстати, как Райан? — спросила я, когда Лиза задрала голову и уставилась на африканского слона в главном зале музея.
Слон мне нравился, но по-настоящему меня тянуло в зал динозавров — разглядывать загадочные названия видов. Моим любимым был Albertosaurus.
— Если честно, я начала в нем сомневаться, — ответила она.
Правда? Хорошая новость. Это долгожданное разоблачение?
— Вот как? — небрежно переспросила я. — Почему?
Она неуверенно поморщилась.
— Ну, мне поднадоела его ненадежность. В смысле, он любит пофлиртовать, поэтому я не должна воспринимать все слишком серьезно, но он клеится к другим бабам, даже когда я с ним, — обиженно пояснила Лиза. — Ну, то есть не всерьез, — бросилась оправдываться она. — Если бы они знали, что он шутит, но они ведь не знают, поэтому странно на меня смотрят. Или, может, я просто параноик.
Уверена, что нет.
— Ты не должна так жить, — попробовала я.
— Да, я знаю, — вздохнула она. — Аарон так делает?
— Нет, — осторожно ответила я. — Но у всех свои недостатки. Аарон тоже не идеален.
— Это уж точно, — фыркнула Лиза.
— В смысле? — удивилась я.
Мне всегда казалось, что Лизе нравится Аарон.
— Нет-нет, ничего, — быстро произнесла она.
Я ей не поверила. И действительно, она глубоко вдохнула, откашлялась и уточнила:
— Ну, просто… он не очень тебе подходит. — И тут же добавила: — А может, и подходит. Но, может, и нет.
Она не смотрела на меня, и я знала, что ей приходится бороться с собой, чтобы сказать это. Признаки борьбы помогли мне держать свою ярость в узде. Лиза моя лучшая подруга. Странно, конечно, что беседа так быстро перешла с вопросов о ее любовнике на вопросы о моем. Я никак не могла отделаться от чувства, будто Лиза что-то знает.
Недавно я поняла, что стараюсь поменьше думать о нашем с Аароном будущем, потому что оно кажется мне туманным и неопределенным. Это значит, что я встречаюсь не с тем человеком? Или что надо ловить момент, наслаждаться юностью и веселиться? Последнее нравилось мне больше. Я знала, что Аарон не идеален, но идеальных людей не бывает. И разве не логично, что любовь на Холме, как и все остальное, включает в себя взаимные уступки? Это место переполнено компромиссами, неудивительно, что их дух прокрался и в наши отношения.
— Да, может, и нет, — ответила я наконец. — Пока рано говорить. Но что ты собираешься делать с Райаном?
Лиза пожала плечами и помотала головой.
— Попробую посмотреть на него непредвзято.
Похоже, это лучшее, что каждая из нас может сделать на данный момент. Когда мы дошли до выставки Брайля в зале открытий, Лиза все же взглянула на меня. В ее глазах таилась боль.
— Я всегда выбираю ужасных мужчин? — жалобно спросила она.
Я радовалась, что мы вернулись к разговору о ней, но мне было тяжело видеть ее неподдельное горе.
— Конечно, нет, — соврала я. — Просто трудно найти мужчину, который по-настоящему заслуживал бы такое сокровище, как ты.
Последнее было правдой. Лиза умела выбирать совершенно несносных парней, но это вовсе не означало, что она их заслуживает. Я не знала, как ей помочь, — оставалось только молиться, что хороший человек появится на ее пути до того, как она слишком привяжется к одному из своих недоразумений.
— Спасибо, — благодарно вздохнула она.
Наступило утро понедельника, и я радовалась возвращению привычного распорядка. Я видела, что коллеги смотрят на меня по-другому. Даже Жанет словно стала относиться ко мне серьезнее. Я старалась не увлекаться и не представлять, будто я — новая местная рок-звезда, но это оказалось непросто. Я всегда хотела быть рок-звездой. Они с совершенно серьезными лицами могут называть себя Слэш или Эдж[69].
Сенат принял бюджет и отправился на каникулы до следующего года, что утихомирило бурю, с начала сентября бушевавшую на Холме. Мы продолжали работать, но в воздухе витал дух отдыха и праздника. Я и не заметила, как до Дня благодарения осталось двадцать четыре часа.
