Мне снова приходится посмотреть на него. Сердце скачет в груди как теннисный мячик, поднимается легкое головокружение. Что он только что сказал? Мы собираемся пожениться ближе к весне? И он вот так просто об этом говорит?
— Да ладно, пап, — успокаивающе произносит сестра, очевидно, не так сильно впечатленная упоминанием о свадьбе. — Аинка высокая и стройная. Живот еще долго не будет заметен. Если что в марте ее можно будет сослать на Кипр вместе со мной, чтобы воздухом свежим дышать. А там уже и твои выборы пройдут. — Она окидывает стол блестящим от возбуждения взглядом и переходит на умилительный писк. — Я, блин, скоро стану тетей! Арс будет таким классным папашей! Не зря же он постоянно с Яриком нянчится.
Во мне бушует самый настоящий ураган из эмоций. Сколько оттенков счастья еще принесет мне мое нынешнее состояние? Луиза радуется, Лена и Миша улыбаются. А Арсений кажется только что сделал мне предложение.
— Ньюсмейкеры, — вздыхает отчим и тянется к бокалу с вином. — Честными глазами ведь на меня смотрели и в один голос говорили «ни-ни».
— Если что у меня есть телефон Чехова Василия Сергеевича, зав. отделением перинатального центра, — деликатно вступает хранившая молчание Лена. — Могу ему позвонить. У него лучшие специалисты, и их родильное отделение очень хвалят. Если в Москве рожать, то я бы рекомендовала там.
— Да, позвони, Лен, если не сложно, — голос отчима смягчается. — Тем более, у матери Аины еще проблема с тромбами была. Пусть лучше будет под наблюдением.
— У меня все анализы хорошие, — срывающимся голосом лепечу я, тая от этого сгущающегося шлейфа заботы. Я еще никогда настолько не чувствовала себя частью большой дружной семьи. В груди так тепло, что снова хочется заплакать. — Но все равно спасибо, — добавляю я, с благодарностью глядя на Лену. — Я обязательно схожу, туда, куда вы сказали.
— Ладно, давайте выпьем еще. Новости-то как не крути, прекрасные, — басит отчим, наливая самому себе вина. Его лицо заметно раскраснелось, но голос звучит бодро. — Так, Аине наверное нужен сок, — он окидывает взглядом стол. — Арсений, нальешь. А срок-то кстати какой?
Я все-таки позволяю себе украдкой смахнуть слезу. Жалко, мама всего этого не видит. Надеюсь, что она знает, насколько ее дочь сейчас счастлива.
Эпилог
Полтора года спустя
— Это кто у нас такой улыбака? — я осторожно сжимаю теплые пальчики сына и не удержавшись, касаюсь носом макушки, чтобы втянуть его запах. — Макар такой улыбака? А кому достались папины глазки? Тебе, да?
При слове «папа» сын улыбается еще шире, демонстрируя крошечные горошинки зубов. Меня захлестывает мощная волна эмоций, от которой распирает грудь. Хочется зацеловать его всего, чтобы еще немного освободить свою любовь.
Я никогда не думала, что можно любить так, как я люблю нашего с Арсением сына — с первых секунд, как мне дали его в роддоме. Эта любовь не имеет ничего общего со всем, что я знала до этого. В ней нет места сомнениям, страхам, неуверенности. Макара я люблю безусловно, ничего не ожидая взамен. Достаточно, чтобы он просто посмотрел на меня, смешно поморщился — и все. Я захлебываюсь чувствами.
— Знаешь, какой сегодня день? День твоего рождения. Сегодня придут тетя с дедулей и задарят тебя подарками.
— Тетя? — Макар старательно вытягивает губы, выговаривая новое слово. Луизу он очень любит — ведь она научила его играть в любимые ладушки.
— Где наш именинник? — слышится сверху веселый голос Арсения. Я задираю голову, но успеваю увидеть лишь задравшиеся рукава футболки. Муж тянется к нашему сыну и подхватывает его на руки.
При взгляде на своих самых любимых мужчин я улыбаюсь как дурочка и лишь потом, опомнившись, лезу в карман за телефоном, чтобы их сфотографировать. У меня в галерее тысячи подобных снимков, но еще один ведь никогда не помешает. Не могу отказать себе в удовольствии запечатлеть момент семейной идиллии. Арсений надо мной посмеивается, когда я притаскиваю из фотостудии очередной распечатанный альбом. Говорит, что если бы знал о моей одержимости фотографией, то обязательно построил дом побольше, потому что к пятилетию сына нам будет негде их хранить. Меня это конечно нисколько не останавливает.
С Макаром на руках он подходит к столу и вручает ему детское печенье. Сын сжимает его в кулачке и моментально тянет ко рту — он тот еще сластена.
— Тебе наверное собраться надо? — Арсений вопросительно смотрит на меня. — Во сколько все приедут?
— Через два часа, — я поднимаюсь с пола и, не удержавшись, подхожу к ним.
Прижимаюсь к Арсению, чтобы получить свою порцию ласки — поцелуй в висок — и после касаюсь губами лба сына. Времени на сборы уйдет не меньше часа, а значит я наверняка успею соскучиться.
Арсений прав, я абсолютно сумасшедшая мама. Из тех, кто устраивает праздник в честь каждого прорезавшегося зубика и нового произнесенного слова. Ничего не могу с собой поделать. Поток любви, открывшийся во мне, брызжет фонтаном и не желает иссякать.
… Когда я спускаюсь со второго этажа, накрашенная и одетая в новое платье, моих мужчин в гостиной уже нет. Я выглядываю в окно и снова улыбаюсь. Они во дворе, штурмуют детскую площадку. С рождением Макара Арсений ее расширил: там появилась дополнительная горка и еще одни веревочные качели.
Поймав сына на спуске с горки, Арсений сажает его себе на плечи, заставляя меня вонзиться пальцами в столешницу. Макар такое обожает, а у меня всякий раз сердце заходится. Вдруг что-то случится, и он упадет. Приходится постоянно напоминать себе, что Арсений ни за что не подвергнет нашего сына опасности, и только потом меня понемногу отпускает.
Страх лишиться своего счастья все еще преследует меня, но уже не так как раньше. С материнством я постигаю новые грани любви — приходится, потому что я хочу стать самой лучшей матерью нашим с Арсением детям. Любовь — это тоже труд. Необходимость переступать через свои комплексы и страхи ради того, кого пообещал сделать счастливым. Любовь к детям не терпит эгоизма — она учит отдавать. То, чему я начала учиться в отношениях с Арсением, я продолжаю совершенствовать каждый день рядом с Макаром.
Муж считает, что мальчиков нужно обязательно отдавать в спорт и уже вовсю приглядывает для сына спортивные секции: плавание, карате, лыжи. Мне заранее становится страшно: что тренер не уследит и Макар подвернет ногу или наглотается воды. Приходится останавливать себя ради него. Не хочу, чтобы он рос под гнетом страхов своей матери. Каждый день я преодолеваю себя ради него. Мы с сыном растем вместе.
… — Выглядит красиво, — Арсений оглядывает стол и переводит взгляд на меня. Его губы трогает ироничная усмешка. — Сама наготовила?
Я шутливо ударяю ладонью в его плечо. Все блюда к сегодняшнему празднованию привезены из местного ресторана. С тем, что Макар двадцать четыре часа в сутки требует моего внимания, меня хватает лишь на приготовление завтраков. Хорошо, что есть Лидия, которая теперь бывает у нас чаще, чем в Одинцово.
Убедившись, что сын занят возведением башни из кубиков в своем детском уголке, и снова смотрю на его папу. С рождением Макара у нас стало меньше возможностей проводить время вместе, поэтому вот такие моменты — когда можно просто постоять рядом и обняться — особенно ценны.
— Любишь меня?
— Люблю конечно, — притянув меня к себе, Арсений выразительно косится на мою грудь. — С двумя такими сокровищами как тебя можно не любить.
— Начинаю думать, что когда мне было пятнадцать, ты не случайно в мою спальню завалился.
Ответом мне становится фирменный взгляд «Ты серьезно?».
— Тогда у тебя и смотреть было не на что, — усмешка на лице мужа превращается в улыбку. — То ли дело, когда ты с учебы вернулась.
Воспоминания о том, как у нас с Арсением все начиналось, воскресают перед глазами, заставляя меня счастливо покраснеть. Больше ни одно мое юношеское воспоминание не омрачено обидами. Напротив, теперь вспоминается только хорошее. Посиделки за столом в Одинцово, мама, разрезающая пирог, смешные подначивания Арсения и Луизы, ворчливые замечания отчима и улыбки Данила. Даня звонил мне пару раз — поздравлял со свадьбой и и рождением Макара. Он все еще один и, как мне показалось, его все устраивает.
