и вижу Фернандо в дверях.
Ройс вскакивает на ноги, направляясь к нему, но не сводит с меня глаз.
– Мисс Мейбл внизу. Она смотрит в окно.
Я смотрю на Ройса прямо в тот момент, когда его голова поворачивается ко мне. Он слегка кивает, и я говорю:
– Впусти ее.
Я сказала, что мне никогда не следовало выходить из утробы матери.
Женщины ему были не нужны.
Черт возьми.
Я вскакиваю со стула, мои глаза устремляются к Ройсу, прежде чем я выбегаю, чтобы найти медсестру.
– Кармен! – кричу я прямо перед тем, как она исчезает за дверью.
Ее встревоженный взгляд встречается с моим, и она смотрит в мою сторону, но продолжает идти.
– Что случилось?
– Нет, подождите!
Она поворачивается, хмуро глядя на меня.
– С ним все в порядке. – Я качаю головой, обдумывая свои слова. – То есть ничего не изменилось. Речь о другом.
Брови женщины приподнимаются, и она подходит ко мне.
– О чем же?
– Кровь, – говорю я, и она наклоняет голову. – Когда кто-то сдает кровь, она должна быть чистой, верно?
– Чистой?
– Никаких болезней, никаких лекарств. Чистой.
Она кивает.
– Да, это верно.
– Вы проверяете кровь или верите человеку на слово?
– Все проверяется перед тем, как быть помеченным как готовое для переливания. – Края ее глаз сужаются. – Я гарантирую, что кровь, перелитая Кэптену, была безупречно чистой.
– А как насчет моей?
Ее голова запрокидывается.
– Рэйвен… – медленно произносит Ройс, но я игнорирую его.
– Кровь, которую вы приготовили для меня, кровь, доставленная Эстеллой Грейвен. Была ли она уже проверена и признана чистой?
– Конечно. Она была проверена в тот день, когда прибыла. В этом крыле все может быть немного нестандартно, но я уверяю вас, что мы действуем исключительно профессионально.
– Значит, в крови, которую вам передали для меня, не было обнаружено наркотиков?
– Нисколько.
Мои плечи опускаются, и я слегка отступаю назад, пока не ударяюсь спиной о стену. Я упираюсь в нее, чтобы приподняться, запрокидываю голову, чтобы глубоко вздохнуть, когда подступает тошнота, но это бесполезно.
Я давлюсь, но проглатываю и снова давлюсь.
Я прикрываю рот рукой и бросаюсь в туалет, едва успевая добежать до мусорного бака, когда уже не могу сдерживать рвоту.
Мой желудок, и без того пустой, выворачивает наизнанку. Желтая и зеленая кислотные массы льются наружу, и я задыхаюсь, кашляя и давясь несколько секунд.
Как только это прекращается на мгновение, я подхожу к раковине и плещу водой в лицо, потом резко сажусь прямо на кафельный пол. Я опускаю голову на руки.
В ту же секунду дверь медленно распахивается, и передо мной появляется вода.
Я качаю головой, не утруждая себя тем, чтобы посмотреть.
– Ты все это время знала, не так ли?
– Да, дитя мое.
– Ролланд сказал, что не знает. Он солгал?
Когда она не отвечает, я опускаю руки, моя голова прислоняется к стене.
– Он знал? – на этот раз я говорю громче.
Мейбл торжественно качает головой.
– Нет, он понятия не имел.
– Почему ты ничего не сказала? Ты могла бы защитить эту семью. Ты должна была защитить эту семью. Ты могла бы предотвратить все это! – кричу я.
С торжественным выражением лица она опускается рядом со мной. Она тянется к моей руке, но я отстраняюсь. Это ее не останавливает, она хватает меня за пальцы.
– Разве ты не видишь, малышка, – шепчет она, придвигаясь еще ближе. – Именно это я и делала все это время.
Я смотрю на нее, не понимая.
– Эта семья, семья Брейшо. Твоя мать. Ты.
Когда мои брови приподнимаются, она слегка кивает.
– Меня привезли сюда ради нее, – говорит она мне. – Я растила твою мать от колыбели до сделки, как я помогала растить Ролланда и его брата. Я умоляла дедушку Равины, твоего прадеда, не предлагать ее в качестве приза, но тогда я была всего лишь няней. У меня не было голоса, но я никогда не покидала ее. Когда она начала жить в поместье Грейвен, я тоже туда переехала. Я наблюдала, как она влюбилась в Феликса, а затем – как ее сердце начало тянуться к его брату.
Я проводила с ней каждую минуту, кроме того времени, когда она была в школе. Когда она была и с Феликсом, и с Коннером, я была всего в нескольких метрах от нее. Всегда рядом. За исключением той ночи, когда все изменилось.
Мой взгляд скользит к ее глазам, но она смотрит на бутылку с водой, поэтому я поднимаю ее и делаю несколько маленьких глотков.
Мгновенно прохладная жидкость оставляет след свежести по всему моему телу. Вода спускается по пустому желудку, успокаивая и раздражая его одновременно.
– Донли попросил меня сопроводить молодую женщину с территории, он уволил ее.
– Дай угадаю, горничную.
Мейбл становится любопытно, но она кивает.
– Да, горничную. Беременную горничную, которую он только что уволил. Он велел мне отвезти ее на окраину города и бросить там вместе с деньгами, которые он разрешил ей взять, и с кое-какой одеждой. – Она хмурится. – Вместо этого я отвезла ее к Ролланду.
– Почему?
– Ролланд – хороший человек, Рэйвен, был таким даже в восемнадцать лет. Он только начинал брать на себя больше обязанностей. Твой дедушка доверял ему принимать решения самостоятельно, и на то были веские причины. Я не сомневалась, что он поступит правильно.
Я отвожу взгляд, не уверенная, соглашусь я или нет.
Мейбл достает из кармана маленькое завернутое печенье и ломает его напополам. Она держит его перед моим носом, не сводя с меня глаз.
– Серьезно?
Она только придвигает его ближе.
Резкими движениями я тянусь вперед, отламываю маленький кусочек и засовываю его в рот. После того, как я прожевываю его и проглатываю, я издевательски высовываю язык, чтобы таким образом показать, что я его съела.
Намек на улыбку появляется на губах Мейбл:
– Когда я вернулась в поместье Грейвенов, я нашла твою мать на полу в душе. Она свернулась калачиком и плакала. Она все время говорила, что предала его, она предала его, и сначала я подумала, что она имела в виду Феликса. Может быть, она была с Коннором, и чувство вины поглотило ее после этого, но потом Коннор почти исчез из ее мира. В ту ночь все изменилось, она и Феликс стали еще ближе, и четыре месяца спустя твоя мать ушла, но она оставила кое-что, спрятанное так хорошо, что найти это могла только я. – Она достает из сумки обычный кошелек и расстегивает его. Она запускает в него руку и вытаскивает маленькую мятую бумажку, сложенную в идеальный квадрат.
