тело. Быстрыми, мощными толчками.
И если в глазах отца холод и безразличие, то пульс Шамиля, наверное, сто двадцать ударов в минуту.
Сухие губы отца сильнее сжимаются. Но это всего лишь недовольство. Не более того.
– Прекрати, Василиса. Если бы я мог вернуть сына, я бы всё сделал. Но прошлого не изменить.
Обмякаю в руках Шамиля, ощущая во рту горький вкус поражения.
– Ты просто отдашь её Ямадаеву? – звучит злой голос Соломона.
Судя по его лицу, он планировал совершить другую сделку. Ту, в которой моим покупателем выступает он сам. Но, видимо, таких денег у него нет.
– Когда ты вернёшь мне мои средства? – игнорируя слова Соломона, обращается отец к Шамилю.
– Скоро, – скупой безэмоциональный ответ.
Не дожидаясь вопросов или возражений, которые отец уже заготовил, Шамиль вывел меня из кабинета, особо не церемонясь.
Я оглянулась. Отец и Соломон, сидя на своих местах, наблюдали, как меня уводят. А мужчина, похожий на пирата, не особо тронутый сценой, поднялся и ушел вслед за нами.
Шамиль
Если бы кто-нибудь мне сказал, что женские слёзы способны причинять боль, никогда бы подобному не поверил. Но сейчас, глядя на Василису, предпочёл бы истекать кровью, нежели видеть её страдания.
Хотелось стереть с щёк солёную влагу. Договориться с любыми богами, чтобы повернуть время вспять. Лично убить Вишневского. Своими руками.
Ведь предупреждал его. Вишневский знал, что за ним следят. Понимал, что счёт идёт на часы. Почему не защитил семью? Почему позволил им находиться там, где могут свистеть пули?
После того как он расправился с моей беременной женой, я не мог оставить его в живых. Месть стала делом чести. Но устранять членов его семьи в мои планы не входило.
Мой человек отчитался о выполненном задании и нехотя признался, что свидетелями убийства стали дети Вишневского. Дочь и сын. Девчонка появилась из ниоткуда и бросилась защищать телом отца. Сумасшедшая. И её не менее отчаянный брат, прикрывший сестру от пули.
Я знал, что смерть ребёнка на моей совести. Пусть и не желая её, я стал причиной гибели невиновного.
Испытывая чувство вины, изменил своим планам и не наложил руку на имущество Вишневского. Посчитав, что выжившей девчонке пригодятся деньги. Но, как выяснилось, Вишневский не планировал обеспечивать ей безбедную жизнь, оставив прозябать в нищете.
И сейчас, глядя на Василису, я не понимал, как смогу искупить перед ней свою вину. Я её кровный враг. Как смогу добиться её прощения?
Я всегда считал, что могу найти выход из любой ситуации. Но сейчас оказался в патовом положении, и это раздирало мне сердце.
Будь мои чувства не такими глубокими, возможно, я мог бы отказаться от неё. Принять тот факт, что она всегда будет ненавидеть меня и винить в смерти родного человека.
Но я не ощущал в себе достаточной доли благородства, чтобы отпустить. И не представлял, как смогу дальше существовать, вычеркнув её из своей жизни.
Год назад идея сделать ей ребёнка, привязать её к себе показалась единственно верной. Хотя я безбожно обманывался. Ведь Василису ничем нельзя удержать. В чём я убедился позднее.
Хотелось взять Маугли на руки, увезти в свой дом. Всё объяснить. Но она шипела, как раненая тигрица, каждый раз, когда я прикасался к ней.
Кое-как добрались вместе до лифта. Стоило дверям разъехаться, Василиса зашла в него и вжалась в угол, обняв себя руками. Упорно делая вид, что меня рядом нет.
Неприятное ощущение не отпускало. Время утекало сквозь пальцы. Ещё чуть-чуть, и я потеряю её навсегда. Без возможности вернуть.
Створки захлопнулись, и я нажал на кнопку отмены. Движение вниз прекратилось.
Василиса, поняв, что произошло нечто странное, против воли вопросительно на меня уставилась. Полным злости взглядом.
– Нам надо поговорить, – произношу осторожно, боясь спугнуть дикого зверька, смотрящего на меня словно на капкан.
Подхожу ближе, но не решаюсь дотронуться до неё. Кажется, ещё немного, и она сломается. И виноват в этом буду только я.
– Зачем? – спрашивает, задыхаясь от слёз. Неловко вытирая щёку тыльной стороной руки.
Сжимаю челюсть так сильно, что зубы вот-вот покрошатся.
Хочется сказать ей, что я люблю её. Вслух. Люблю, как никогда и никого не любил. С такой силой, что самому страшно. Без неё всё теряет смысл. Вся прежняя жизнь выглядит убогой. Серой. Когда вспоминаю день нашей встречи, мне кажется, что именно тогда у меня впервые забился пульс. И я ожил.
И на какое-то мгновение я даже открываю рот. Но слова не идут. Они не помогут.
Моя любовь ей не нужна.
Смерть – возможно.
– Я тебя никогда не отпущу, – почему-то говорю вместо признания в любви.
И думаю, какой я идиот. Удержать эту девчонку – всё равно что зажать в кулаке ветер.
Она воткнет мне вилку в шею при первой возможности.
Но я рискну.
– И ты скоро станешь моей женой.
Маугли, опешив от услышанного, даже успокоилась. Слёзы крупными каплями застыли на ресницах, пока она пыталась разгадать значение моих слов.
– Женой? – усмехается, облизывая солёные губы. А у меня пересыхает тут же во рту от желания. Руки зудят от потребности прикоснуться к ней. И я едва сдерживаю себя, чтобы не сжать её в объятиях. Вдохнуть её запах.
– Женой, – спокойно подтверждаю.
Василиса выпрямляется, хватается обеими руками за поручни лифта.
– Зачем тебе женщина, которая тебя ненавидит, господин Хозяин? – склоняет голову набок, смотря на меня с удивлением. В глазах полыхает огонь. И я в очередной раз способен испытывать лишь восхищение, смешанное с потребностью присвоить её себе.
И я это сделаю. Несмотря ни на что.
– Считай это местью твоему отцу.
Василиса
Сжимаю со всей силы холодные поручни, опасаясь, что ноги предадут и я сползу на грязный пол лифта.
– Господин Хозяин, вы умеете удивлять, – произношу саркастично, испытывая горечь поражения. –Пригласишь на нашу свадьбу моего папочку и жениха?
Наблюдаю за бьющейся на мощной шее венкой. Напряжённой, вздыбленной. Будто каждая мышца на теле Шамиля в боевой готовности. Но ни по позе, ни по выражению его красивой физиономии этого не сказать.
Мне хотелось бы верить, что он шутит. Но Ямадаев выбрал бы для острот другую тему.
Он лишь вольготно пожимает плечами, словно ему совершенно не интересен список гостей. Кто будет с его стороны, у него вообще семья имеется? Папа. Мама. Или его вывели из пробирки, а воспитали роботы?
– Почему бы и нет, – на губах появляется ленивая улыбка, а венка продолжает биться со скоростью
