Он приказал им от меня избавиться.
НАСТОЯЩЕЕ
Все это уже было в моей жизни. Всполошенные родители. Кайсаров, которого сложно понять. Боль. Страх. Все это уже было.
Папа уже увозил меня заплаканную, разбитую. Неживую. Тогда, в день свадьбы Даниса, именно папа забирал меня от ресторана.
Вгрызаюсь в нижнюю губу и смотрю ровно перед собой.
Пару часов назад я узнала, что жена Дана — фикция, а потом на моих глазах произошел взрыв. Несколько недель назад меня похитили и хотели продать.
Что же будет завтра?
— Мама уже знает про взрыв? — спрашиваю, немного отдышавшись от воспоминаний. Они нахлынули на меня лавиной, которую было нереально остановить.
Я даже сижу в слезах. Папа думает, что это из-за взрыва. Как бы не так! Я реву, потому что вспомнила тот проклятый день в деталях. Свадьбу. Чертову свадьбу Кайсарова. На фоне нашего недавнего бурного секса. Я сейчас просто с ума сойду.
— Нет, — папа поворачивает голову. Пару секунд внимательно на меня смотрит и снова вздыхает. — Но узнает. Новость быстро по Москве разлетится.
— Да, — соглашаюсь. А как тут можно не согласиться? Мама придет в ужас. — Данис, он…
— Давай не будем, — отец обрубает на полуслове, и я послушно замолкаю.
Остаток пути едем в тишине. Дома я обнимаю маму, которая, оказывается, уже в курсе последних новостей. Папа даже в дом не заходит. Удостоверившись, что я в безопасности, сразу уезжает.
— Не плачь, мам, все хорошо, — пытаюсь ее успокоить, но она продолжает реветь. — Со мной все в порядке. Правда. Видишь? — улыбаюсь сквозь слезы, а кожа покрывается мурашками от еще более крепких маминых объятий.
— Ты будешь жить у нас, только у нас, Катя!
Мама шмыгает носом, отстраняется и вытирает слезы. Настроена она решительно, и сегодня у меня точно язык не повернется сказать ей что-то против. Только киваю.
— Мам, давай успокоительного на двоих бахнем, а?
— Давай.
Мы перемещаемся в кухню. Мама суетливо открывает шкафчик, где стоит аптечка. Достает бутылек, встряхивает и разочарованно вздыхает.
— Капли закончились.
Бегло оцениваю обстановку и беру из бара коньяк.
— Катя!
— А что? — вытаскиваю пробку. — На безрыбье, — пожимаю плечами.
Мама достает бокалы. Я быстро разливаю алкоголь, буквально на глоточек.
Обе выпиваем залпом и морщимся. Мама растирает плечи и плотнее закутывается в кашемировую шаль.
Такая она у меня красивая, только сегодня заплаканная. Поникшая. Сердце рвется, когда вижу ее в таком состоянии.
— Прости, мам, — бормочу и отвожу взгляд. Не могу ей в глаза смотреть. Стыдно. Так стыдно, что из-за меня она как на пороховой бочке живет. — Я у вас какая-то неправильная, наверное. Это все вседозволенность, — смеюсь, а на самом деле хрипло каркаю.
Мамины ладони обхватывают мои щеки.
— Главное, что ты цела. Это главное, Катя.
— Все будет хорошо?! — с надеждой заглядываю маме в глаза.
— Лучше.
Ее улыбка внушает уверенность и придает сил. Я выдыхаю и впервые после похищения начинаю дышать полной грудью. На меня опускается облегчение, которого я не испытывала уже долгие и долгие месяцы.
Моя мама — единственный человек, кто пережил со мной эти полтора года от начала и до конца. Она всегда была рядом. А я знала, что она никогда не осудит. Поймет. Поговорит. И моя благодарность за это просто не знает границ. У меня самые лучшие родители в мире.
Но на деле, вместо того чтобы ее выразить, эту благодарность, я подкидываю своим родным и любимым людям все новые и новые проблемы с переживаниями.
— Прости, — сглатываю и все же срываюсь. Реву. Захлебываюсь слезами, крепко вцепляясь в мамины плечи. — Я так виновата перед вами. Так виновата. Если бы я только могла все забыть и отпустить, мамочка, если бы я могла снова влюбиться и начать жизнь заново. Но я не могу. Он будто проклятие, понимаешь? Я просто не могу без него, мама.
— Ну, все-все.
Мама гладит меня по голове, касается губами щеки и снова крепко прижимает к своей груди.
— Моя маленькая девочка. Катюша. Все будет хорошо. Я тебя понимаю и всегда пойму. Что бы ни происходило, мы с папой всегда на твоей стороне.
— Против всего мира? — хлюпаю носом.
— Против всей бескрайней вселенной, родная. Тебе нужно поспать. Это был ужасный день.
— Тебе тоже, — беру ее за руку.
Мы поднимаемся на второй этаж и ложимся в родительской спальне. Мама выключается почти сразу, а вот я долго ворочаюсь. Сон не идет. В какой-то момент тихонечко выскальзываю в коридор и иду к себе.
Там тоже, к сожалению, слоняюсь из угла в угол. Полвторого ночи.
Проверяю телефон, Данис так и не позвонил. Где он? Что сейчас делает? А папа где? Они вместе? Что там происходит?
Скребу зубами по нижней губе. Несколько раз нахожу в контактах номер Даниса, но позвонить не решаюсь. Он оставил мне свой телефон, но что, если мой звонок будет сейчас не к месту и сделает только хуже?
Лучше утром. Все важные дела я оставлю на утро. Сейчас же приму душ и попытаюсь уснуть.
Набираю пенную горячую ванну и лежу в ней, пока вода не становится прохладной. Распаренная кожа скукоживается. Заворачиваюсь в полотенце и беру с полки спрей для волос. Сбрызнув пряди, прохожусь по ним расческой и забираюсь под одеяло.
Глаза после ванны слипаются сами собой. Я уже ловлю за хвост первый сон, когда оставленный на столе телефон взрывается громкой мелодией. Какого черта я выключила режим «не беспокоить»?
Первая мысль, конечно, звучит как — проигнорируй.
«А что, если это Данис?» — такая уже прилетает следом. Вскакиваю с кровати и хватаю айфон.
Гирш? Несколько раз моргаю, рассматривая имя звонящего.
— Ты офигел? Ночь, вообще-то!
— Привет, красотуля. Судя по голосу, ты жива, — ржет этот гад.
— Жива, — фыркаю, устраиваясь в кресле. Правда, тут же поднимаюсь на ноги, начиная мерить комнату шагами. Состояние спокойствия теперь мне может только сниться.
— Радует. А то я тут ссыканул.
— Ты за меня переживал? — перехожу на томный, но сквозящий иронией голос.
— Конечно, моя любовь. Тебя в башню посадили или завтра сможем пересечься?
— Понятия не имею, — выглядываю в окно, отодвинув шторку. Папиной машины во дворе до сих пор нет. Он всегда, если поздно приезжает, в гараж ее не загоняет.
— Отелло своему передай, что он мне поход к стоматологу торчит.
Хмурюсь, повторно прокручивая в голове последнюю фразу Гирша.
— Какого Оте… Стоп! Ты виделся с Даном?
— Скорее, с его левым хуком. Днем сегодня.
— Он тебя ударил? — шепчу в ужасе.
— Ты меня недооцениваешь, Катрин. Мы подрались.
— Да? — хмыкаю. — Я что-то у него на лице сегодня последствий этого боя не заметила.
Гирш громко ржет и щелкает зажигалкой. От одного звука меня саму тянет закурить.
Беру из сумки сигареты и спускаюсь вниз. Натянув угги и пуховик, нацеливаюсь на задний двор. Смахнув снег с замерзших качелей, сажусь на них и прикуриваю сигарету. Делаю первую крепкую затяжку и, запрокинув голову, выдыхаю дым в темное звездное небо.
Оно такое ясное. Красивое.
Мороз пощипывает щеки и голые икры.
— Ты сам-то как? — спрашиваю, рассматривая сверкающие кристаллики снега под фонарем.
— Норм.
— Что Ника твоя?
— Какая такая Ника?
— Не прикидывайся деревом, Ян. Ты с ней поговорил?
— Я передумал.
— Идиот, — закатываю глаза. — Потом будешь жалеть.
— Жалеть? Ты меня с кем-то путаешь, Токман.
Гирш громко смеется, но я уверена, что напоказ. Дурак он и есть дурак. Влюбился как ребенок. Только вот выбор пал на сводную сестру. На дочь женщины, которую он люто ненавидит…
— Ладно, сделаю вид, что поверила.
— Вопрос остается незакрытым. Завтра увидимся?
— Я позвоню. Не знаю, Ян.
Поднимаюсь с качели и шаркаю по снегу к дому. Янис желает мне ночи без кошмаров и отключается.
Ног я не чувствую. Минут двадцать на морозе проторчала. Дома первым делом иду на кухню, чтобы налить себе горячего чая, но так и замираю в дверях.
