— Поедим.
Дан жмет плечами, а я давлюсь смешком. Мне ни капельки не весело, это нервное, конечно.
— Я серьезно, — вздыхаю и перекатываюсь на спину, подтягиваю одеяло к шее и смотрю в потолок.
В комнате сумеречно. Тусклый дневной свет еще только начал пробиваться через оконные стекла. На самом деле последние годы я очень люблю такую погоду: холодно, серо, сыро. Приятно просто валяться в кровати и не высовывать нос на улицу. Вдвойне приятно лежать в этой кровати не одной, а с тем, кого бесконечно любишь.
— Я правда серьезно, — повторяюсь, — у тебя Лия…
— Мы с ней уже поговорили.
— И? — приподнимаюсь на локте от любопытства. Так лучше его вижу. И слушать собираюсь внимательно, чтобы не упустить ни звука, ни эмоции.
— Я помогу ей уехать. Дам денег. Развода пока не будет.
От этих слов меня охватывает паника. Я на такое не согласна. Ни за что!
— Поспешных выводов сейчас не делай, — тут же добавляет, мгновенно меня считывая.
Да и сложно не понять, о чем я думаю. Уверена, что и лицо перекосило, и в глазах ужас застыл. Иногда мне все же стоит тщательней стараться скрывать эмоции.
— Мне нужно договориться с ее отцом, чтобы он от нее отстал.
— А если не выйдет?
— Выйдет.
Кайсаров растягивает губы в ленивой улыбке и, обхватив меня за плечи, тянет к себе. Клюю носом его в шею и прикрываю глаза. Дышу. Чувствую. Каждой клеточкой его ощущаю.
Касаюсь губами скулы и поднимаю голову. Заглядываю Дану в глаза. В них тихо и спокойно — штиль. Они светятся теплом, что пронизывает мое существо тонкими нитями.
— А если…
— Больше на эту тему я ничего не скажу, Катя.
Мне, наверное, стоит обидеться сейчас на него, но я не хочу, да и не могу. Все это теперь кажется такими глупостями, на которые я не желаю тратить жизненные ресурсы.
Единственный, о ком не могу перестать думать — папа. Судя по подслушанному разговору, у него на работе все совсем не гладко.
— У папы проблемы?
— С его должностью он еще долго продержался. Но это тоже лечится. Не спрашивай меня, Катя, про все эти вещи.
Дан трогает мое лицо, скользит пальцами по щеке, губам. Мы смотрим друг другу в глаза, а я начинаю задыхаться от зашкаливающей нежности, от его мягких прикосновений. Затаив дыхание, любуюсь любимым лицом.
— Ладно, — киваю. — Я постараюсь.
Его губы трогает улыбка. Данис зарывается пальцами в мои и без того растрепанные волосы и медленно опускает меня лопатками к простыне. Сам нависает сверху.
Дыхание тут же сбивается. Я трогаю его плечи, шею, облизываю свои пересохшие губы и просто молю о поцелуе. Ни слова не произношу. Хочу, чтобы догадался, чтобы почувствовал то же самое, что чувствую я.
— Мы сегодня еще увидимся? — шепчу. — Приедешь ко мне на квартиру?
Дан качает головой. Прищуривается, так смотрит, будто хочет увидеть во мне что-то новое, особенное, или же что-то старое и родное.
С каждой секундочкой я все больше начинаю теряться в ощущениях. Их слишком много, они топят меня. Еще немного, и я просто захлебнусь.
Сердце стучит отбойным молотком. Глаза режет от подступающих слез. Слишком много невыраженных эмоций и боли. Так много, что, как с этим справляться, я попросту не знаю.
Нам всегда было просто вместе. Это был обоюдный комфорт и любовь. Мы были вдвоем, и нам никого было не нужно: ни друзей, ни близких. У нас всегда был свой собственный мир…
— Не плачь, — горячий шепот обжигает кожу на щеке.
Данис смазывает большим пальцем слезы на моей коже и наконец-то меня целует.
Искрит. Прикосновение его губ как разряд тока в десятки тысяч вольт.
— Ты пока у родителей поживешь. Мне нужно улететь на пару дней.
— Куда?
— По делам.
— А если с тобой что-то случится?
— Не случится. У меня есть гарант.
Он говорит уверенно и максимально спокойно. Обманывает? Внушает мне спокойствие, когда на самом деле творится ад? Я не знаю, не понимаю и половины того, что происходит, да никто и не объясняет.
Киваю и меняю тему. Выпытывать у него что-либо бесполезно. Все, что он мог и хотел, уже озвучил.
— Почему вы с папой тут вчера оказались? Вдвоем. Еще и пили.
Дан мягко смеется, а я залипаю на этих звуках. Улыбаюсь. Копирую его эмоции.
— Был трудный день.
— А машина? Во дворе ни одной машины.
— Иван Александрович отпустил водителя, я был с Левой. Он с нами пил, поэтому пришлось вызвать такси.
— Капец. Кто такой Лева?
— Мой помощник и друг. Кать…
Дан кладет ладонь мне на бедро, чуть сжимает. Смотрит при этом снова в глаза. Внимательно и… Не знаю, что-то в них сейчас такое вспыхивает, что я невольно вжимаюсь в подушку.
— М?
— Когда все закончится, ты скажешь да?
Он же? Он…
Правда? Стискиваю руки в кулаки. Понятия не имею, что у меня на лице, но изо всех сил пытаюсь сделать вид, будто абсолютно не понимаю, о чем он.
— На какой вопрос я так должна ответить? — губы дрожат.
— Ты знаешь.
Дан немного давит голосом. Это не грубость, нет. Он будто меня гипнотизирует.
— Я подумаю, — кусаю нижнюю губу и наконец-то улыбаюсь.
— Время у тебя пока есть. Чтобы подумать.
— Точно? — прищуриваюсь. — Лучше расскажи мне еще раз, как ты меня любишь и скучаешь…
* * *
Мама намазывает хлебец гуакамоле и, оторвав глаза от своего бутерброда, смотрит на меня.
— Будешь? Намазать?
— Ага, — зеваю, притягивая колено к груди. Упираюсь пяткой в края сидушки и чешу нос.
— Кажется, кто-то приехал, — мама мельком оглядывается на окно, в которое прекрасно видно, как разъезжаются ворота.
— Гирш. Он обещал, — снова зеваю.
Данис улетел два дня назад. По идее, должен был еще вчера вернуться, но позвонил и сказал, что задержится. Я расстроилась.
Так ждала его вчера после учебы. Думала, он меня заберет, но нет.
Еще сутки в разлуке…
— Ян? — мама домазывает хлебец и отдает его мне.
— Спасибо.
Гирш заваливается в столовую в одной футболке. В ней же вылез из машины, я наблюдала.
— У тебя лето не по сезону.
— Тата, здрасьте, — улыбается моей маме во все виниры и плюхается на стул между нами, словно других мест не было.
Гирш — мой личный демон. Тот самый, что сидит на плече и подзуживает делать всякое дерьмо. Полтора гада мы были в тесно сплетенном тандеме.
Сейчас наша дружба трансформировалась, я не шляюсь с ним по «притонам», а бывали мы много где, некоторые локации никак иначе и не назовешь, но при этом он не перестает мне звонить. Да я и сама звоню. Мы много друг о друге знаем. Нам было, да и остается комфортно вместе. Ян эмоциональный, максимально несдержанный, прямолинейный говнюк. Всегда первый лезет на рожон и считает себя вселенским великолепием. Самооценка там зашкаливает.
Но при всем этом мы друзья. Он один не требовал от меня объяснений моему поведению, не читал нотаций и позволял быть собой, когда Данис меня бросил.
— Ян, — мама вздыхает, рассматривая его уже потускневший синяк на лице, — куда ты опять вляпался?
— Фигня, теть Наташ. Ну че, когда Катьку будем замуж выдавать?
Мама от этой фразы давится чаем и начинает кашлять.
— Бл, Гирш, — шиплю на него, отвешивая легкий подзатыльник. — Мама, может, тебе воды?
— Не нужно, Катя. Все нормально.
— Совсем идиот? — закатываю глаза и сую ему свой кофе, чтобы пил и помалкивал.
Правда, хватает Яна ненадолго. Через минуту он все же заводит беседу на нейтральную тему. Мама активно с ним болтает, а я гипнотизирую телефон. Данис так и не позвонил мне еще сегодня, а уже одиннадцать утра, между прочим.
Данис
Одиннадцать ноль семь. Беру с тумбочки телефон, нахожу в избранных контактах Катю и нажимаю «вызов».
— Привет, — она отвечает сразу же, видимо, сидела с телефоном в руках и скроллила ленту.
— Привет, — выхожу на балкон, упираясь ладонью в перила. На улице адское пекло.
