задумчиво произносит он, хватаясь руками за косяк.
Оборачивается ко мне на пороге. Даже войти не даёт. Смотрит серьёзно сверху вниз, сверкая карими глазами, от которых дыхание сбивается.
– Не нужна ты мне, проекция. Или иллюзия. Или галюник. Или кто ты там? Я только настоящую Ягодку люблю. И только с ней спать буду.
Я настолько теряюсь, что ничего не могу сказать в ответ. В ушах звенит, а глаза на лоб лезут. И от этих слов, и от того, что Дикий в следующую секунду закрывает дверь прямо перед моим носом.
Ежевика
Стучу в дверь и всей душой хочу его убить.
То есть вот так? Он только что заявил, что между ним и Ирой ничего не было, и захлопнул перед моим носом дверь? Я понимаю, что Яр пьян, но… Это ни в какие рамки!
Со злостью разворачиваюсь и иду обратно к лифту. Жму истерично на кнопку, негодуя.
Да он вообще… офигел! Я его до дома тащила, на такси его везла, а он меня за порог не пустил! Спасибо не сказал!
Да чтоб его!..
Я топаю ногой и рычу, сама себя не узнавая. Залетаю в лифт и спускаюсь вниз.
Вот так, значит, да? Поматросил и бросил? Да чтоб у него пипирка отсохла!
Ничего, Дикий. Хотел настоящую Ягодку? Обойдёшься. Сезон закончился.
***
Приезжаю домой, сбрасываю с себя обувь и иду на кухню. И опять ромашковый чай литрами пью. Он вообще помогает? Нет! Он не помогает! Я снова злюсь, чёрт возьми! И пока делаю это, не слышу звонок телефона.
Через несколько минут праведных негодований замечаю один пропущенный. От папы. Перезваниваю ему, смотря в окно. А на улице странное оживление. Столько людей с фонариками, что глаза разбегаются! Там что, флешмоб?
– Ты что трубку не берёшь?!!
Отстраняю телефон от уха, только бы не оглохнуть.
– Кричи, если тебя похитили!
– Пап, ты чего? – ну что за ерунду он несёт? – Кто меня похитит? Я кроме Луки никому не нужна.
Даже вот пьяному Дикому не нужна. Проекция, говорит. Иллюзия!
– Так и я про него. Тут такое… Чёрт его знает, как Ксюша узнала, где ты сейчас. Она рассказала матери твоей. А та – канадцу. Но только адрес дома, не квартиру. Ты поэтому сильно не высовывайся, в магазин не выходи, а то украдёт. Щас наряд приедет и скрутит его. Я от него в шоке вообще. Он до этого три дня в обезьяннике сидел – и хоть бы что. Обратно туда собрался.
Да ладно…
Ксюша, мама… Тут есть вообще нормальные и поддерживающие меня женщины??? Ещё и Лука этот! Сколько можно?
– Не надо, пап!
Смотрю вниз, начиная злиться ещё сильнее. Люди с фонариками перемещаются, выстраиваются. И только сейчас, наблюдая за ними уже несколько минут, я различаю фигуру, которую они пытаются изобразить. Сердце. А в центре него – Лука с розами.
Он издевается надо мной?
– Хотя знаешь… Нет. Стой. Я поговорю с ним.
– Ты уже с ним разговаривала, – напоминает отец. – И теперь ты жена Дикого.
– Скорее всего, уже бывшая.
Он меня выставил! Из квартиры!
Хорошо, допустим, я поверила в то, что с Ириной у них ничего не было! Но так просто я этого не оставлю. Вот возьму – и просмотрю записи с камер, чтобы точно всё было. Доверяй, но проверяй, как говорится. Чтобы моя душа осталась чиста. И спокойна.
Но сейчас это невозможно.
– Ладно, пап. Я пойду поговорю с ним.
Отключаюсь, перед тем как отец успевает что-то ответить. Набрасываю куртку и спускаюсь вниз. Решительно. Сжимая в руках телефон. Открываю дверь и впиваюсь взглядом в фигуру, которая орёт по-английски на всю улицу. Добавляя французские слова о любви, чем немало меня раздражает.
– Лука, что за клоунаду ты устроил?! – кричу почти на весь район.
И он, наконец, обращает на меня внимание, переведя взгляд от окна.
– Виктория?!
Видимо, не сразу понимает, что это я. У него со зрением проблемы. Прорывается через толпу людишек и подлетает ко мне.
– Это что ты творишь?! Разорвала помолвку, выйдя замуж за какого-то щенка с улицы!
Я считаю до пяти.
Выдыхаю.
Вик, успокойся.
Ретроградный Меркурий сегодня. Вот все и испытывают моё терпение.
– Эти цветы мне? – мило улыбаюсь, кивая на розы.
– А, да, – спохватывается Лука и вручает их мне. – Аккуратней, они с шипами.
– Ах, с шипами…
Поднимаю руку с букетом и мысленно извиняюсь перед бедными цветами. Замахиваюсь им и бью Гарсиа по лицу.
– Он!
Удар.
– Не щенок!
И ещё раз, и ещё…
– С улицы! – ему прилетает ещё и по плечу. Сжимаю зубы и стараюсь не ругаться матом. – А даже если бы и был – мне всё равно! Не нужны мне ваши деньги! Как вы понять этого не можете?! Что мама, что ты!
И опять осыпаю его ударами. Лука прикрывает ладонями лицо и отпрыгивает назад. А я только сильнее закипаю.
Он назвал Дикого щенком!
Может, хватит??
Кидаю ему букет в лицо и цежу сквозь зубы:
– Что же ты такой надоедливый, Лука? Ну не хочу я за тебя замуж! Всё! Видишь? – поднимаю руку с кольцом. – За-ня-та!
– Твоя мать сказала, что ты разводишься! – он резко выпрямляется и как павлин взмахивает своим хвостом. Ну… слегка отросшими волосами. – И ей я верю больше, чем тебе. Где же твой муж тогда, а? Это не его квартира!
Я сжимаю кулаки сильнее. Считаю до десяти.
Это не помогает.
– Где надо, – шиплю сквозь зубы. – Но увижу тебя ещё раз – подам на тебя в суд за преследование и домогательство. До этого терпела, но сейчас, Лука, я устала!
Выражение его лица меняется. А я сдуваю выбившуюся из хвостика прядь волос и стараюсь не вмазать этому канадцу ещё раз. Не такому меня учили! Но кулаки чешутся изо всех сил. Дикий заразил!
– Или ты хочешь, чтобы я твоему сыну рассказала, какой «хороший» его папа? – последние слова говорю с издёвкой. Смотрю в его глаза, которые вспыхивают ярким огнём.
Ааа, волнуется!
– Ты забываешься, Вика. Не трогай моего сына.
– Нет, это ты перегибаешь, Лука. Я не готова ни жить с тобой, ни воспитывать твоего двенадцатилетнего сына, который мне как младший брат. И тем более я не хочу нянчиться с чужими детьми!
Наконец-то я выговариваюсь… Осознаю, каково это – выкричаться и сказать, что думала всё это время.
И легче становится. Будто огромный, тяжёлый груз с плеч падает. И я чувствую такое облегчение, что даже не замечаю,
