Он даже попробовал себя в качестве модели — это была его давняя мечта, которую он не осмеливался высказать вслух. Теперь, когда она сбылась, он лишь отмахивался и говорил, что «все это смеха ради». В этом месяце он снялся для разворота модной рубрики мужского журнала. «Гангстерский шик» — такой была тема съемки: на девяти страницах Декстер пожевывал сигары или лежал в пробитом пулями приталенном двубортном костюме на капоте «ягуара», раскинув руки. Экземпляры журнала как бы случайно были разбросаны по его квартире, чтобы гости как бы случайно на них наткнулись. Один журнал лежал даже в туалете, и иногда, сидя на унитазе, Декстер разглядывал свое изображение — неподвижное, но в приталенном двубортном костюме.
Быть ведущим тупой телепрограммы поначалу было неплохо, но рано или поздно тупость надоест кому угодно. Он понимал, что в недалеком будущем ему придется сделать что-то действительно стоящее, а не «настолько тупое, что даже смешно», и в попытке зарекомендовать себя основал собственную продюсерскую компанию, «Мэйхем ТВ». В данный момент компания существовала лишь в виде логотипа на дорогой именной бумаге, но Декстер был уверен, что в скором времени все изменится. У него не было выбора, ведь даже Аарон, его агент, сказал: «Ты отличный ведущий молодежных телепрограмм, Декси, — проблема в том, что сам ты уже не молодежь». А что еще он умеет делать, если придется уйти? Может, стать актером? Среди его знакомых — и коллег, и друзей — было много актеров; кое с кем из них он даже играл в покер, и ему казалось, что если уж они могут играть, то он…
Да, и в профессиональной, и в личной жизни последние два года были полны новых возможностей, потрясающих новых знакомств, канапе и премьер, полетов на вертолетах и болтовни про футбол. Конечно, не все было гладко: порой его настигало чувство тревоги, парализующий страх, а пару раз стошнило на людях. Когда он заходил в бар или в клуб, один его вид почему-то заставлял парней выкрикивать оскорбления или даже бросаться на него с кулаками, а недавно на концерте Kula Shaker кто-то из зала даже запустил в него бутылкой. Автор колонки «Модно — немодно» одного журнала записал его в категорию «Уже не модно». Эта «немодность» лежала у него на душе тяжелым грузом, но он пытался успокоить себя тем, что ему просто завидуют. Зависть — побочный продукт успеха.
Ради успеха пришлось поступиться еще кое-чем. Он был вынужден, хоть и с сожалением, перестать общаться со старыми друзьями по университету, потому что, «в конце концов, нынче не 1988 год». Кэллум, его бывший сосед по квартире, с которым они хотели открыть бизнес, сначала упорно оставлял на его автоответчике шутливые сообщения, но Декстер надеялся, что и до него скоро дойдет. А что он должен делать — жить со своими друзьями в одном большом доме до конца жизни? Нет, друзья как шмотки: пока носятся, все нормально, но рано или поздно снашиваются или из них вырастаешь. Нельзя же, в самом деле, считать, что старые друзья на всю жизнь, — да и как тогда заводить новых? Руководствуясь такой логикой, Декстер взял за правило прекращать отношения с одним старым приятелем, если обзавелся тремя новыми. И вот, вместо старых друзей, про которых он забыл, у него появилось тридцать, сорок, пятьдесят более успешных и красивых знакомых. Их было так много, что они брали количеством, хотя, по правде говоря, он был не уверен, что все они ему действительно нравятся. Он заработал себе репутацию своими коктейлями, безграничной щедростью, диджейскими «вертушками» и вечеринками после шоу, но нередко, проснувшись утром в прокуренной, разгромленной квартире, обнаруживал, что его бумажник украли.
Но ничего. Есть ли более прекрасное время, чтобы быть молодым, быть знаменитым, быть британцем? Жизнь в Лондоне била ключом, и ему казалось, что отчасти в этом его заслуга. Он делал деньги, у него были модем и проигрыватель для мини-дисков, подружка-звезда и целая коллекция запонок, холодильник, набитый дорогим сидром, и ванная, набитая бритвами со множеством лезвий. И хотя он ненавидел сидр, а от лезвий у него началось раздражение, ему все равно нравилось так жить — с опущенными жалюзи в середине дня, в середине года, в середине десятилетия, почти в самом центре самого безумного города на Земле.
Впереди целый день. Скоро можно позвонить дилеру. Вечером тусовка в большом доме в Лэдброук-Гроув; правда, сначала его ждет ужин с Эммой, но к одиннадцати он уж точно сможет от нее отделаться.
* * *
Для обсуждения этой темы не может быть подходящего момента, нет и деликатного способа ее поднять. Но все же нельзя промолчать, когда речь идет о любви и… газах.
Эмма и Иэн давно миновали ту стадию отношений, когда влюбленные ходят в кино, дерутся подушками и участвуют в викторинах в пабах;[25] их отношения вступили в стадию дивана перед телевизором и домашних ужинов. Сближение привело к тому, что они стали меньше стесняться друг друга, однако Эмма и предположить не могла, что для нее это будет означать близкое знакомство с тем, как Иэн переваривает пищу. Первый раз он проявил себя в ее присутствии, когда они лежали в постели. Это был всего лишь слабый пук, и она лишь посмеялась над маленьким облачком теплого воздуха, которое он выпустил на ее голую ногу, — они оба посмеялись. «Иэн, ты ужасен!» — захихикала она тогда, втайне обрадовавшись тому, как уютно и расслабленно чувствуют они себя в обществе друг друга.
Но после двух лет в замкнутом пространстве бок о бок с Иэном ей стало казаться, что, пожалуй, кое-кто слишком расслабился. В последнее время она чувствовала себя не только его подругой, но и гастроэнтерологом и, войдя в комнату, как индейский следопыт, могла определить не только, когда он там был, но и что он ел. Его любовь к острой жирной пище, маринованным в крепком уксусе овощам и соусу чили усугубляла проблему — ведь Иэн был человеком, которого приходилось убеждать, что соленый огурец не считается салатом, а луковые кольца — свежими овощами.
Проблема висела над головой Эммы густым облаком, иногда в буквальном смысле. «Почему я должна это терпеть?» — спрашивала она себя, сердито нахмурившись перед экраном телевизора, вынужденная смотреть «Плетеного человека»,[26] и поджидая, когда Иэн, как обычно, приподнимет зад, а на лице его отразится напряжение. «Я не обязана дышать ртом в собственном доме. Эти отношения просто душат меня!» Смех, гнев, внезапное движение — например, необходимость потянуться за пультом — все это могло спровоцировать реакцию. После секса он неизбежно взрывался, как банка газировки, которую хорошо растрясли, и сейчас Эмма как раз лежала на кровати в зловонном облаке, слушая, как хлопает входная дверь, а Иэн уходит в «Дом смеха» в Патни на свой концерт — пятнадцать минут тоскливых шуток о том, в чем разница между собакой и кошкой.
