И нечто мутное, первобытное – право на самку, победа над соперником – клокотало в нем, вырываясь из глубины, где сидело, запертое замком цивилизованности в пожизненное заключение.
И поединок этот вел не он один. Всеми обострившимися рецепторами, интуицией чувствовал, что Тимофей принял вызов. Принял и внутренне улыбался, уверенный в своих силах боец, знающий себе цену: «Давай, посмотрим, чего ты стоишь!»
Отодвинулись на задний план застолье и разговоры, визуально оба присутствовали, принимали участие в общем смехе, ели с аппетитом, но основной разговор вели на другом языке, взглядами. Без слов.
Бойцов, на то он и Бойцов, раздражался, что момент выяснения оттягивается, ему бы прямо сейчас прояснить приоритеты, заявить себя главным. Тимофей понимающе улыбался.
В какой-то момент Катерина прочувствовала мужское противостояние и, присмотревшись к «брату», все поняла, не нужны слова, они и без них чувствовали друг друга, слышали.
Воронцова возмутилась так, что пришлось зубы сцепить, дабы не навалять моральных тумаков обоим мужикам прямо сейчас, но и сдерживаться, потакая и делая вид, что ничего не замечает, не собиралась.
– Вы извините, соседи дорогие, но мне завтра рано вставать, А Тимофей только с дороги. Так что праздник объявляю закрытым, – как можно более спокойно известила гостей. – Валюш, тебе огромное спасибо за пирог! Бесподобно вкусно!
Гости неохотно стали подниматься из-за стола. Гонють, надо идти!
– Тимофей Николаевич, приходите завтра ко мне во французскую булочную. У нас офигенно вкусный кофе и выпечка! – предложила Соня непосредственно и радостно.
«Значит, Николаевич!» – тюкнул разжавшийся было кулак в висок Кириллу. – Не родной, стало быть, братец!»
– Спасибо, Сонечка, непременно приду. Ты объясни куда.
Девочка принялась торопливо и подробно объяснять на ходу, медленно сдвигаясь со всеми остальными в прихожую, к выходу.
А Бойцов обдумывал, как прояснить все быстро, не откладывая, поговорить с Катериной наедине? Шанса такого она не давала, всем своим отстраненным видом показывая, что с нетерпением ждет, когда соседи удалятся восвояси.
– Катерина Анатольевна, мне надо с вами поговорить, – тоном, которым обычно отчитывал своих напортачивших подчиненных, произнес он.
Что тут выдумывать и прикидывать! Иногда самые простые решения – самые результативные, хочешь прояснить все скорее – вперед, что откладывать и искать удобного случая!
– Поговорить, Кирилл Степанович, мы можем и завтра, – не уступающим по твердости тоном возразила Катерина.
– Нет. Сейчас, – приказнул Бойцов.
– Пап, ты чего? – насторожилась дочь.
– Соня, вы идите домой. Я сейчас поднимусь.
Валентина сграбастала за плечи слегка упирающуюся любопытную девочку и быстренько потащила за дверь.
– Простите, Тимофей, – разошелся руководить. – Мы поговорим с Катериной Анатольевной наедине. Это не займет много времени.
Тот разглядывал его несколько мгновений, кивнул, согласившись, и ушел в гостиную. Кирилл взял Катерину за локоть, далеко не нежно, и подтолкнул в сторону кухни.
Ай, ай, ай! Какие мы начальники! Грозные!
В ней все кипело и булькало от возмущения, но сдерживать себя научилась так давно, что и не упомнишь, позволяла ли себе иное поведение. Сохраняя холодную отстраненность, отошла к окну, привалилась спиной к подоконнику, скрестив руки на груди, пока мужчина закрывал двери между кухней и гостиной.
– Он тебе не брат, – «двинул» основное обвинение сосед.
– А вы уверены, Кирилл Степанович, что мои родственные связи имеют к вам хоть какое-то отношение? – ровно, ощутимо надменно, поинтересовалась девушка.
– Мы с тобой занимались любовью! И мне, как любому нормальному человеку и мужику, очень не нравится, когда меня используют и обманывают!
– Да что вы говорите? Неприятное чувство, да? – саркастически подивилась Катя. – Мы занимались сексом, и вы недвусмысленно дали понять, что это мероприятие носило одноразовый характер и никого из нас ни к чему не обязывает. Ваше любопытство и естественные потребности удовлетворены, и продолжение не подразумевается. В свете данного факта ваше возмущение неуместно и непонятно.
– Я тебя обидел? Ты ждала продолжения? – смягчив тон, спросил он.
– Я не обижаюсь на чужих людей, Кирилл Степанович, – ровным голосом отозвалась Воронцова. – И нет, не ждала продолжения. А теперь, будьте любезны, покиньте мою квартиру.
– Я был у тебя первым мужиком, и я это понял! И ты меня хотела так же сильно, как я тебя! Знаешь, это совсем не подходит под понятие «чужой человек»!
Катерине хотелось накричать на него, наговорить самые обидные слова, вылить накопившиеся обвинения, стукнуть, ну или… кинуть в него тарелкой, всем, что под рукой окажется! Да, черт возьми, позволить себе побыть истеричной дурой! Тем более он заслужил все определения, рвавшиеся наружу!
Но лишь хладнокровно, отчетливо, по слогам произнесла:
– До-сви-да-ни-я, Кирилл Степанович!
И, оттолкнувшись от подоконника, пошла к выходу из кухни, старательно обойдя его, стоявшего на дороге.
Ему хотелось схватить ее и потрясти, чтобы прочистить мозги, добиться ответов, признаний и застолбить свое первое место в ее жизни!
Вот зачем? А не до резонных вопросов и рассуждений ему, сплошные инстинкты и злость! Но мужчина понял, что сейчас ничего не добьется, и, пропустив мимо, пошел следом за ней.
Ладно, временно отступим. Но ненадолго! Да чтобы Бойцов и сдался!
Катерина, подойдя к входной двери, распахнула ее, приглашая господина соседа на выход. Молча.
– Мы еще не закончили разговор! И вернемся к нему, – пообещал многозначительно Кирилл, переступив порог, и повернулся для последнего слова.
– Нет! – отрезала Катерина и захлопнула перед его носом дверь.
– Ревность иногда бывает весьма продуктивной, – сказал за спиной Тимофей.
Он стоял в дверном проеме между гостиной и прихожей, опираясь плечом о косяк, и смотрел, снисходительно улыбаясь. Большую часть времени улыбался разнообразными улыбками, определяющими его настроения, это такая форма защиты и самовыражения.
Сейчас Катьку его понимающая улыбка раздражала. Как долго он там стоял и что слышал?
– Слышал я все, беседовали вы не шепотом, – предвосхитил вопрос Тим.
– Зачем ты это сделал? – возмущенно потребовала разъяснений Катя.
– Что? Слушал? Наверное, потому, что не глухой.
– Тим! – предупреждающе-недовольно рыкнула Катерина. – Зачем дал ему повод сомневаться, что ты мой брат?
– Я?! – изобразил неподдельное изумление тот, дразня ее.
