скромная улыбка и непредсказуемый босс. Одна штука.
Сижу на краю кровати в комнате, которая мне была пристанищем до семнадцати лет, и позади пьяно посапывает Мирон. Налакался он с отцом до невменяемости и десятка признаний в любви. Его прямо прорвало на сантименты, а еще и на угрозы, что я никуда теперь не денусь, будто до этого у меня был шанс.
— Софушка, — бурчит Мирон, переворачивается и обнимает меня.
Когда мама узнала, что во дворе дома нас ждет водитель, она выбежала и притащила в квартиру упирающегося Виталия, которого папа вынудил выпить за счастье молодых. В общем, он тоже нализался, но не уже не водки, а брусничной настойки. Спит сейчас на диване в зале и жутко храпит. Слушаю отголоски его храпа и заплетаю косу.
— Софушка, — повторяет Мирон.
— Да?
— Я понял.
— Что?
— Ты ведьма, — увлекает на поскрипывающий матрас.
Влажно целует, тиская за грудь, и я улыбаюсь в темноте. Ну, только у ведьмы был шанс заворожить принца за несколько дней.
— Моя девочка, что же ты со мной делаешь? — наваливается на меня, удушая в объятиях, и целует.
Живот наливается расплавленным свинцом. Даже пьяный Мирон меня очаровывает и топит в густом желании.
— Тут стены тонкие, — с шепотом прижимаю палец к его губам.
— Тогда тебе нельзя кричать, — жарко выдыхает в лицо, — а то разбудишь.
Задирает футболку, покрывая шею и грудь поцелуями и неуклюже спускается животу. Его губы обжигают, и я прикусываю язык. Когда он стягивает с меня трусики и припадает к лобку, и приподнимаюсь в смущении и желании его остановить.
— Лежать, — зло шипит и повелительно опрокидывает на спину.
— Но…
— Лежать, — сурово повторяет он и касается губами пупка, а затем решительно раздвигает ноги и впивается к моей промежности.
Охаю, прижимаю ладонь ко рту и вздрагиваю от медленного движения горячего языка по клитору. Мирон неторопливо смакует меня, вызывая новые и новые вспышки, что схватывают мышцы. Я выгибаюсь в тишине и немых стонах, вцепившись одной рукой в волосы.
Верткий и ловкий язык проскальзывает между складок и вновь пробегает по пульсирующему средоточию нервных окончаний. Мирон то ускоряется, то замедляется, растягивая ласки. Дыхание у меня сбивчивое, прерывистое и полно едва слышных всхлипов.
Губы обхватывают напряженный и вздрагивающий клитор и дразняще его посасывают. Меня закручивает в вихре легких спазмов подкатывающего оргазма, и Мирон ужесточает ласки. Ослепленная, вытягиваюсь в острых конвульсиях удовольствия. На пару секунд мир сжимается в точку и расцветает мягкой и теплой негой.
Терпкие и солоноватые губы накрывают мой рот. Поцелуй тягучий, нежный и проникновенный. Так не целуют секретарш. Так целуют любимых женщин.
— Теперь я точно у тебя первый во всех смыслах, — шелестит ночь тихим голосом.
— Мирон, у нас все будет хорошо? — с затаенным страхом спрашиваю, поглаживая его по щекам пальцами.
— Будет, — валится рядом и прижимает к себе, — потому что я так решил.
— Биг Босс, — смеюсь я.
— Да, — самодовольно отзывается Мирон.
— Мы с тобой безумцы.
— Определенно.
Мне хорошо, спокойно и безопасно в объятиях Мирона. Я вдруг осознала, что он — мой мужчина, а я — его женщина. И я это поняла, пусть и в глубине души, как только его увидела за столом в просторном кабинете. Эта та самая любовь с первого взгляда, а я не верила, что так бывает.
— Раз в неделю требую ролевые игры в строгого босса и провинившуюся секретаршу, — Мирон покусывает меня за мочку. — По средам.
— Мирон Львович? — отзываюсь я с придыханием.
— О, да…
Кровать громко и предательски скрипит, когда Мирон подминает меня под себя, и мы замираем в тишине, прислушиваясь к храпу Виталия.
— На пол, — властно командует, — в коленно-локтевую.
Неуклюже сползает с кровати, утягивая меня за собой, и рывком ставит на четвереньки. Предусмотрительно закусываю уголок одеяла, и Мирон агрессивно вторгается в меня.
— Ты была очень непослушной секретаршей, — на ягодицу опускается ладонь.
Согласно мычу. Очередной шлепок, и Мирон вжимается в бедра, придерживая меня за талию. Улавливаю его ритм, и с новой волной подмахиваю его фрикциями. С жадным поцелуем в шею заполняет меня теплыми спазмами и горячим семенем.
С тяжелыми вздохами и выдохами лежим на полу. Храп Виталия слишком неестественный, наигранный и натужный, словно он старается отвлечь внимание спящих или уже неспящих домочадцев на себя.
— Кстати, Лиза пожелала быть твоей подружкой невесты на венчании. Она очень загорелась этой идеей, — Мирон поглаживает меня по бедру. — Я сам удивлен.
— Я не против, кладу голову ему на грудь. — А с твоей стороны кто?
— Виталий, ясное дело.
— Ммм…
— Ты не против? — недоверчиво спрашивает Мирон.
— Почему я должна быть против? — зеваю я и тут же, прошипев, сажусь. — Анжела была против, да?
— Ой да хорош меня ревновать.
— А я буду. И к той стерве, которую мать тебе сватала, и к новой секретарше тоже, — вглядываюсь в темноте в его лицо и отворачиваюсь. — Я-то у тебя не первая!
— Софушка, я сделал выбор.
— С Анжелой ты тоже сделал выбор, — зло клокочу я
