Но что нас ждет через десять лет? Мне перевалит за пятьдесят, а ей не будет и тридцати. Самый расцвет ее сексуальности и начало моих проблем с потенцией. Еще через десять станет и вовсе катастрофично. Жалкая картина, в которой молодая горячая женщина обхаживает старика. Арине будет около сорока, а мне — уже за шестьдесят. Она максимально раскрепостится в сексе, а мне уже будет не по силам вывозить такие секс-марафоны. Нас бы могла спасти Тема, но на данный момент она для Арины только лишь жесткий секс с этикетом и игрушками. Не факт, что моя крошка начнет жить этим.
Слишком много лишних и бессмысленных мыслей. Мне нужно еще выпивки. Нужно накачаться алкоголем до беспамятства.
Тянусь к бутылке с виски и плещу в бокал еще ароматной темной жидкости. Плевать на отсутствие льда и то, что половина проливается на стол и пол. Пью жадно, большими глотками, до чистого донышка стакана. Усмиряю разгулявшихся демонов.
Трель дверного звонка выдергивает меня из тупого забытья, которое я так старательно нарабатываю уже который час. Кого там, вашу мать, принесло?
Я с трудом поднимаю отяжелевшее тело из кресла и плетусь в холл, натыкаясь на мебель. Распахиваю дверь, едва не потеряв равновесие — на пороге стоит прыщавый юнец с огромной корзиной красных роз.
— Здравствуйте, доставка для Арины, — пискляво заявляет он, прочистив горло.
Эти розы — сродни перчатке, кинутой мне в лицо.
Я кровоточу. Эта сволочь только что добилась своего.
— Я передам, — рявкаю я, забираю корзину и захлопываю дверь ногой.
Тащу ее к столику, на котором есть все для того, чтобы нажраться и забыться: стакан и бутылка виски. Мне не до изысков, типа льда и смакования напитка.
Разгребаю цветы, ломая их и сминая, в поисках чертовой карточки. Вот и она: золотое тиснение на бумаге цвета айвори. Надпись, от которой кровь в жилах закипает от долбанувшего адреналина.
«Моей будущей Сабмиссив. Скоро ты будешь выкрикивать мое имя». Пафосно, откровенно, нагло. В стиле Родиона. И меня не смущало его демонстративное поведение долгие годы. Но не сейчас.
— Не будет такого, — реву я, хватаю корзину и запускаю ее в бар. — Не будет! Ты ее не получишь никогда.
Зеркала осыпаются на пол с оглушительным звоном. Смотрю на месиво из разбитого стекла, разномастного спиртного и покалеченных роз, и понимаю, что с моей жизнью все примерно так же. Только пошло полетело все в какую-то жопу задолго до появления Арины.
Я ее ему не отдам. Она слишком хороша для Родиона. И она только моя.
Подхожу к раскуроченному бару и беру одну из уцелевших бутылок — текила. Скручиваю крышку и прикладываюсь к горлышку. Пью, пока не начинает мутить. Меня давно не полоскало с перепоя, но кажется, скоро тело начнет отторгать выпивку.
Хватаю портсигар и выдергиваю сигарету. Бью ею о крышку — понимаю, что у меня уже болит запястье от этого жеста, который словно нервный тик. Мой строгий дедушка всегда отчитывал меня, уплотняя табак в сигаретах. Он был единственным, кого я боялся, и в то же время уважал как божество. Я перенял этот жест бессознательно, и начинаю уплотнять современные сигареты, которые в этом не нуждаются, когда меня выбивает из зоны комфорта. Происходит такое нечасто.
С хриплым криком швыряю портсигар в ту же сочащуюся спиртом и звенящую осколками кучу. Скалюсь, хватаюсь за голову, не могу больше. Даже стопперы Доминанта слетели к чертям.
Хватаю телефон и набираю номер Родиона.
— Не смей ее трогать, — реву в трубку, не позволяя ему и слова сказать.
— Привет, Рус, — язвит Родион. — Нашей девочке понравился букет?
— Я сказал, не смей ее трогать, — цежу я, стараясь твердо выводить слова плохо ворочающимся языком.
— Кончился контракт, да? — ничуть не спасовав, прет вперед мой заклятый дружок. — Теперь Ариша свободна, и ей нужно заботливое крылышко другого Дома.
— Она не для тебя, — повторяю хрипло. Голосовые связки саднит от спиртного и крика.
— Что изменилось, Русланчик? Тебя никогда не смущало, что я утешаю твоих девочек. Склеиваю их разбитые сердечки, вывожу в люди и оставляю в Теме.
— Она другое, и ей уж точно не нужен такой, как ты, — не сдвигаюсь я, до боли сжимая пальцы в кулаки.
— Такой, как я? А чем я хуже? Или ты позабыл историю с Настенькой? Мы одинаковые, с той лишь разницей, что я люблю, когда они кричат. В моих руках Арина расцветет и познает в себе Мазу. А ты можешь и дальше прыгать по коротким контрактам, которые не приносят такого удовлетворения, как постоянная Саба, дорогой друг.
— Я тебя предупредил, — шиплю, наплевав на его претенциозную, мудацкую тираду. — Лучше тебе со мной не связываться.
— И что ты сделаешь, Руслан Максимович? Убьёшь меня? Спрячешь ее? Или, может, мне поговорить с твоей невестой? — тон его все более издевательский.
— Если ты подойдешь к Арине, я тебя убью, — обещаю и скидываю вызов. — Сука, — реву я и хватаю глоток текилы из горлышка.
Эта сволочь в чем-то права. Он может сделать ее своей, отдаться этим отношениям, которые будут длиться годами, полностью. Выкинет Аришу, только когда куколка сломается, но она не заметит этого до последнего момента. А когда поймет, что с ней произошло, будет уже поздно.
А я просто не могу сделать Арину своей постоянной любовницей. Не могу. Этого будет мало и мне, и ей, а ради большего я должен пойти против всего и всех. В финале этой истории мы получим лет десять вместе, а потом разбежимся. По-тихому или с большой драмой — неважно.
Очередной звонок и ненужный визитер. Сжав кулаки, несусь в холл, готовый прибить любого.
Распахиваю дверь с криком:
— Что еще?
На пороге стоит обалдевшая Кристина. Моя невеста. Женщина, которой пора принять мою темную сторону.
— Руслан, ты в порядке? — восклицает она тоном мамки-нравоучительницы, безрезультатно пытаясь нахмурить
