class="subtitle">* * *
Вдыхаю запах моего крохи, и на душе становится тепло и хорошо. Я уже «летаю», и ничто не может омрачить радость от общения с малышом.
В реанимации его продержали довольно много времени. А теперь мы живем в одной палате. Выхаживать таких маленьких детишек, конечно, сложновато, но я просто счастлива уже оттого, что теперь могу слышать тихое сопение. Режим здесь спартанский. Изо всех сил я пытаюсь сохранить грудное вскармливание, но Дамиру эта идея не слишком нравится. Он привык сосать из бутылочки – это намного проще, чем стараться и добывать молочко из груди.
– Давай-давай, не филонь. Что мы потом папе расскажем? Нам нужно хорошо прибавлять в весе, чтоб скорее вернуться домой. Дома знаешь, как здорово? Там и папа. И дедушка. И Лена. И все тебя очень ждут. Все хотят с тобой познакомиться.
Малыш начинает пищать – он очень голодный. Я ещё немного пробую его уговорить и в итоге сдаюсь. Даю бутылочку. Врачи советуют не расстраиваться. Говорят, что чуть позже у него обязательно получится. Главное – мое спокойствие и уверенность.
Здесь мы под ежедневным мониторингом. Слава богу, в целом к здоровью малыша нет претензий. И самое важное сейчас для нас – набрать вес.
Мариб первое время всегда приезжал с цветами, но как только Дамира перевели ко мне из реанимации, врачи сказали, что лучше к нам в палату никого из посетителей не впускать. И контактировать « с мамочкой» в специально отведенной комнате. А еще рекомендовали цветы оставлять за дверями палаты. Поэтому теперь коридор наш больше похож на оранжерею.
– Ладно, я погнал, – короткий чмок в губы, и Мариб собирается. – Ты подумай, если что-то нужно, я докуплю вечером.
– Нет, у меня пока что все есть.
– И фотки покидай ещё. А то я уже старые до дыр затер.
– Ладно.
– Отец хотел заехать. Но я сказал, чтоб тебя не дёргали.
– Папа звонил, да. Спрашивал, нужно ли что-то. Вы все ещё воюете?
– Делать мне больше нечего! Просто незачем тебе инфекции таскать. Осталось ещё немного подождать и выкормить маленького троглодитика. И я уже наконец заберу вас отсюда. Задолбался скучать!
Он обнимает меня на прощание и слегка прикусывает нижнюю губу в голодном поцелуе.
Как я по нему тоскую. Отчаянно. Он навещает меня часто, иногда даже дважды в день, но это все не то.
Так хочется поскорее уже попасть домой. В спокойствие и тишину. Просто погулять с коляской на улице.
Точнее, Мариб заявил, что моим домом отныне станет его квартира и что он делает небольшую перестановку в одной из комнат.
Детскую благоустраивать пока рановато, но Мариб все равно уже привёл рабочих. Поэтому я удаленно помогаю выбирать обои и мебель.
– Ну все, если что, звони.
Он уже скинул при мне пару звонков – я знаю, ему и вправду некогда.
МАРИБ
– Все! Я все узнал. Только сейчас стал ясен весь расклад.
– Ну не томи. Что там у тебя? – Беркут как обычно, равнодушно взирает с царственным спокойствием.
– Я все думал, ну поддельные документы. Ну и что им с них? Я ж не совсем отмороженный тут же на растаможку их переть.
– Ну?
– Да это зацепка была. Они моего юриста купили. Это он все так выдал, будто я сам подлог документов организовал.
Короче. Когда пропал Марк – вернее, ему помогли пропасть – и ко мне Мира пришла, мол, спаси папочку, я ее проверил. И мне положили на стол фотографию, где Мира и Маноли вместе. Вроде все сошлось. И предыстория тоже. Но когда я начал искать Марка, подключая своих людей, упустил то, что началось у меня под носом. Они заранее планировали арест и заморозку моих сделок. А документы – это липовая зацепка. Мне кость кинули, и я ее сожрал. А дальше предъявили обвинения в мошенничестве. Но потом по счастливой случайности купленный юрист слег с какой-то жесткой инфекцией надолго, и я перебросил дело на того юриста, которого ты мне посоветовал.
– Ты че, дебил, Мариб? Тебе левые бумаги к делу пришили, а ты даже не понял?
– Да там все высосано из пальца было, это просто зацепка, чтобы меня продержать до выяснения обстоятельств. А пока то да се, сорвалась крупная сделка по второму куску земли. Вот их основная цель. И за три дня до взрыва меня предупредили, чтоб не рыпался по ресторану.
– А ты продолжил рыпаться? – Беркут хмурит брови и буравит тяжёлым взглядом, как и всегда.
– Ну я-то откуда знал? Не надо мне на мозги только капать. Если бы я ее оставил в здании, все было бы нормально.
– Ага. Ты без головы мог остаться. А так все было бы нормально. Да.
Вот бесит он иногда. Реально!
– Знаешь, что я никак не могу понять? – задумчиво продолжает Птичка. – Почему они не задели никого? Как так? Там же народа валом.
– Взрыв раздался, когда я уже отошёл от машины. А вокруг никого не было.
– Ну это наводит на мысли…
– Да. Взрывчатки было с гулькин нос. И она, очевидно, на радиоуправлении.
– Ты знаешь, сколько это стоит? Это тебе не любители домашнюю смесь вальнули. Это профессионалы работали. И они просчитали все и подстроили так, чтобы никто не пострадал.
Я возмущённо перевожу глаза на вечно спокойное лицо Беркута.
– Ну почти никто. Они немного просчитались. Иии… в итоге… чего они ждали?
– Напугать хотели. Чтоб отдал без писков еще не застроенную землю. Потому что один кусок они уже почти отвоевали. В общем, я вышел на Слущева. Олег Валентинович, —Беркут неожиданно меняется в лице. – Это он влез в госреестр и убрал мой объект из общего доступа. Теперь информация по нему закрыта. Вот данные по Слущеву.
Кидаю на стол бумаги с фотками, биографией и расшифровку имущества. Коего почти нет, кроме крошечной комнатушки в старой хрущевке. И на жену его тоже почти ничего.
– Ничего нарыть на него не удалось. И я в раздрае. Это точно он. Но все данные… смех да и только. Информация очень ограничена. Почти ничего по нему. Он пустой. Но так не бывает.
– Бывает, – Птичка тянет на себя документы, быстро пробегаясь глазами, и тут же откладывает в сторону.
– Он мент, – озвучиваю свои рассуждения. – Они привыкли нормально грести. Везде светятся. А на нем имущества нет. И он реально чист!
– Нифига он не мент.
– Да говорю же. Я по нему всех на уши поднял.
– Тебе и дали то, что залито в официальные источники.
