умрет. Навсегда.
Во внутреннем кармане начинает вибрировать телефон. Я на автомате достаю его и невидящим взором всматриваюсь в экран. Не сразу, но различаю имя Беркута, принимая вызов.
Не говоря ни слова прикладываю мобильник к уху.
– Ну что там? Новости есть?
Горестно прикрываю глаза, сильнее сжимая корпус пальцами.
Отнимаю телефон, никак не реагируя на эмоциональное «МАРИБ!». И просто отбиваю вызов, потому что давящий ком в горле не позволяет разговаривать. Да и сказать-то по факту нечего.
Кстати, такие сильные неудержимые эмоции в голосе Птички я слышал лишь дважды. Сейчас. И пару лет назад, когда в попытках подразнить его дал понять, что его Яну я кадрил задолго до их знакомства. Прилетело мне тогда неслабо. С тех пор я как-то для себя решил, что дразнить этого хищника себе дороже, потому как если вывести его из себя, что мне блестяще удаётся, он прет как танк. Но слышать в свою сторону возмущённые крики и уничтожающую брань было приятно.
Снова раздаётся звонок. И снова Птичка.
– Да не знаю я ничего. Оперируют до сих пор, – мой голос сух и безжизненен.
– Четыре часа?!
– Уже четыре? – перевожу взгляд на циферблат. И вспоминаю, как Мира испугалась видения человека в чёрных часах с синими стрелками. Собаки проклятые. Вам это с рук просто так не сойдёт. Не сойдёт…
– Больница какая?
Отвечаю и отключаюсь. Вновь прикрывая глаза и опираясь затылком о стену.
Перед глазами все плывет. Грудь раскалывает изнутри. Меня трясёт от эмоций. Страх проглатывает душу, не представляю, чего уже ожидать. Сначала я молчаливо говорил, что здесь самые лучшие врачи и все будет нормально. Так я уговаривал себя первые два часа. Затем что-то внутри надломилось и я просто стал просить высшие силы оставить их в живых, потому что ведь просто так операции не затягиваются.
После звонка Птички я ещё некоторое время сидел на полу, закрыв глаза, и представлял, как обнимаю моих малышей. Как я возьму на руки своего первенца и улыбнусь своей любимой женщине. Как мелкий негодник в первый раз схватит меня за палец.
Пожалуйста. Они не должны умереть. Ну пожалуйста…
Я много плохого в этой жизни сделал. Но они ведь не должны за это расплачиваться.
«Я тебя люблю».
Я тебя тоже, малышка. Вас люблю. Бесконечно.
Поворачиваю голову в сторону, концентрируя взгляд, и тут же поднимаюсь на ноги, устремляясь вперёд.
Останавливаюсь прямо перед седым мужчиной в медицинском костюме, заслоняя ему дорогу. Одним только взором молю, чтобы он сказал: все нормально.
Но…
Он молча окидывает меня сочувствующим взглядом с ног до головы. И тихо поясняет:
– Девушка в тяжелом состоянии. У неё травма головы, ушибы. Ощутимая кровопотеря.
Каждое его слово хлещет меня с особой силой. Я с трудом выталкиваю воздух из легких, поджимая губы. Молча слушаю вердикт, вскинув голову. Она справится. Она же сильная…
Внезапно врач осекается и смотрит мне за спину. На мое плечо ложится чья-то тяжелая рука, и я резко оборачиваюсь.
Так и знал, что он приедет. Он всегда находит время на то, что действительно важно. Ощущаю, как Беркут крепко сжимает пальцы, и я ему несказанно благодарен за такой простой жест поддержки.
Поворачиваюсь обратно, а доктор продолжает говорить:
– Вследствие удара началась преждевременная родовая деятельность. Погасить ее… – он печально мотает головой, – не удалось уже. Простите. Сейчас девушка приходит в себя. Отходит от наркоза.
– А ребёнок? – я подаюсь вперёд, стараясь говорить спокойно. Но дыхание дрожит, а внутри пылает пламя.
Врач смотрит на меня с сожалением. И поджимает губы.
– В реанимации.
Я отшатываюсь в сторону, чувствуя, как пол вдруг начинает ходить ходуном.
– Состояние тяжелое, как я понимаю?
– Это нормально, когда после родов на таком сроке ребёнок попадает в реанимацию. Ушибов и гематом нет. Здесь все в порядке. Но недоношенные малыши не умеют дышать самостоятельно. Им нужен уход и постоянное наблюдение.
На меня словно небо обрушилось. И я ничего не могу сделать.
– У нас очень хорошие неонатологи. Новейшее оборудование. Выходим.
– Мне можно их увидеть?
– Конечно. Возвращайтесь завтра. Девушка приходит в себя. Специалисты наблюдают за состоянием ребёнка. Поэтому сейчас нет смысла ждать. Лучше не мешать.
Мысли в кучу. Я, кажется, вообще перестал соображать, что происходит. Тяжело выдыхаю и слышу твёрдый голос из-за спины:
– Что конкретно им нужно привезти?
– Я попрошу старшую медсестру написать и передать вам список. Не уходите далеко.
– Я сегодня здесь останусь.
– Это ни к чему. Лучше езжайте домой, отдохните.
Возражать нет сил. Внутренне я просто сгорел.
– Вы ей скажите, что я ждал. Что я здесь был. Рядом.
– Скажу. Вам бы выспаться сегодня.
Он разворачивается и уходит. Мы дождались, пока список не оказался в моих руках, и пошли к выходу из здания.
– Ко мне поедешь, спортсмен. А то как-то боязно тебя одного оставлять. Ещё башку кому-нибудь пробьёшь.
* * *
– Надеваем халат. Дезинфицируем руки.
Подхожу к раковине возле двери и быстро выполняю все необходимые процедуры.
Дыхание сводит, а душа трясется. Вот уж не думал, что своего сына я впервые увижу в отделении детской реанимации.
С замиранием сердца прохожу дальше в небольшую светлую палату. И взгляд сам собой падает на прозрачный прямоугольный ящик с круглыми отверстиями. Внутри лежит маленький комочек, весь истыканный трубками.
Я поджимаю губы, пытаясь сдержать эмоции, но не могу оторвать отчаянный взгляд от крошечного хрупкого тельца. Он такой маленький… слишком маленький… а я всегда считал, что дети должны быть маленькими…
– Малыши лежат в специальных кувезах с отверстиями для лечебных манипуляций. Внутри поддерживается постоянная температура и влажность. Кувезы снабжены аппаратами искусственной вентиляции легких. Ребёнок с помощью трубок и проводов подсоединён к аппаратам. Не пугайтесь, это норма.
Все дальнейшее происходит будто во сне. Я просто не могу отвести глаз от ребёнка. Он одиноко лежит среди многообразия проводов и мирно спит. Я пытаюсь присмотреться, но не вижу, чтобы его грудь вздымалась. Наверное, дыхание слабое.
– Он молодец, – с улыбкой поясняет врач. – Имя уже придумали?
– Последнее слово за мамой, – Мира не передумала насчёт имени. А для меня это теперь не так уж и важно. Пусть назовёт его, как ей нравится, лишь бы это сделало ее счастливой и придало сил поскорее вернуться ко мне и к сыну.
– А когда его переведут из реанимации?
– Как только он начнёт дышать сам и сможет самостоятельно поддерживать температуру тела.
Дальше неонатолог рассказывает, какое лечение получает ребёнок, и объясняет, что в дальнейшем никаких последствий преждевременных родов быть не
