И раз уж я такой омерзительный, почему ты так сильно хочешь узнать мои тайны, Таллия?
— Уже не хочу. Всё, перехотела, — быстро говорю, оббегая диван.
Теперь нас разделяет внушительный предмет мебели, чему я очень рада.
— А так не бывает, Таллия. Ты уже бросила мне кость. И знаешь, что я сделаю с ней? Я вцеплюсь в неё зубами и разорву, — шипит он и запрыгивает на диван.
С визгом бегу в свою спальню, толкаю дверь и влетаю туда. Всё происходит так быстро. Оборачиваюсь и сразу же оказываюсь в крепких руках Кавана. Его ладонь обхватывает мой затылок, а другая обнимает за талию. И его губы падают на мои. Мой писк теряется в его сладком дыхании. Я в шоке цепляюсь за его плечи. Я думала, что губы Кавана будут твёрдыми, но они оказались такими мягкими. И, конечно, я привыкла к тому, что парни моментально пытаются намочить мой рот своим языком, чего Каван не делает.
На самом деле он ничего больше и не делает.
Поцелуй, если это, вообще, можно назвать поцелуем, длится не больше трёх секунд. Клянусь, ни больше, ни меньше. Я больше удивлена, чем напугана, когда Каван отскакивает от меня, и его глаза кажутся чёрными.
— Прости. Я не должен был. Прости, — бормочет он, делая ещё один шаг назад. Впервые мужчина произносит подобное при мне. Я, вообще, не слышала, чтобы мужчины извинялись за поцелуи. Это так странно. И Каван напуган тем, что сделал.
— Я сорвался. Ты вывела меня из себя, и я сорвался. Я не трус.
У меня просыпается совесть, когда дело касается тебя. Мне жаль, Таллия, что так получилось. Мне не следовало целовать тебя. Я сожалею о своём импульсивном поступке, — добавляет он.
— А мне нет. Я не жалею, — выпаливаю я. Каван выглядит ещё более удивлённым.
— Вообще-то, я не могу назвать это поцелуем. Ты надавил мне на губы, и всё. Больше ничего не было, я уже целовалась с другими парнями, и они постоянно совали свой язык мне в рот. Не скажу, что мне понравилось. На самом деле это так отвратительно. Никакой романтики. В книгах поцелуй описывали по-другому. Ал часто смеялся надо мной, когда я зачитывала ему сцены с поцелуями. Он убеждал меня, что девушки любят мужской язык, но он словно скользкий червь, да ещё и с привкусом чеснока. Гадость. В общем, я говорю о том, что, в принципе, то, что сейчас было между нами, поцелуем назвать невозможно. Хотя, наверное, с этого начинают все девочки в двенадцать лет. Но я упустила это время и опыт. И всё же, я не могу зачесть это за нормальный поцелуй. Соглашусь, что это было несколько неожиданно, и я, правда, наговорила тебе много плохого, потому что разозлилась из-за твоего упрямства. Но со мной всё в порядке, — продолжаю я.
— Ты не напугана? — хмурится Каван.
— Ни капли, — пожимаю плечами.
— Тебе не противно?
— Пока нет. Хотя целоваться с другими мне не понравилось. Да и я, наверное, не готова ещё раз попробовать с тобой. Так что предлагаю всё забыть, словно ничего особенного не случилось.
— Не случилось, — бормочет он, потирая переносицу. — Ничего особенного. Охренеть.
— Ты чем-то недоволен? — интересуюсь я.
— Я сейчас крайне зол, Таллия.
— Почему?
— Для меня то, что я сделал, было навязчивой мечтой последние дни. Очень хотелось узнать, на самом ли деле твои губы такие же сладкие, как я себе представлял. И это так. А для тебя это ничего не значит. Я очень зол.
Сдерживаю хохот. Я знаю, что делаю. Я читала о таком поведении женщин, и это работает. Каван начинает честно признаваться в своих желаниях. Он не отвергает их. Хотя меня, признаюсь, это очень увлекает, но я пока не готова зайти дальше. Мне понравилось то, как ощущались его губы на моих. Это было прекрасно, только слишком мало.
— Четыре дня?
— Прости? — переспрашиваю его.
— Ты готова дать мне четыре дня для того, чтобы я доказал тебе, что не вру, и мне можно доверять?
— Хм, да, так я и сказала ранее, — медленно киваю ему.
— Что ж, я согласен. Мне хватит четырёх дней, чтобы убедить тебя в том, что я не лгал, и у меня никого нет. Я докажу, насколько зависим от тебя. Хочешь знать мои тайны, ты их получишь. Только обещай, что не убежишь от меня в неизвестном направлении, Таллия. Обещай, что если для тебя всё это будет слишком невыносимо, то сразу скажешь об этом мне, и я отпущу тебя.
Обещай, — требует он.
— Обещаю, — решительно говорю.
— Отлично.
Каван в один шаг оказывается передо мной. Я удивлённо распахиваю глаза, а в следующий момент уже лежу у него на плече.
— Каван, ты что делаешь? — шокировано шепчу.
Он молча идёт и выносит меня из квартиры.
— Каван, если я закричу, то всех соседей разбужу, и они вызовут полицию, если ты не объяснишь, зачем взвалил меня себе на плечо.
Причём больное плечо, — возмущаюсь, ударяя его ладонью по спине, но ответа не получаю. Каван держит меня за ноги и продолжает идти, спускаясь по лестнице.
— Каван, ты что, не понимаешь, насколько это опасно для тебя напрягать плечо, я уже не говорю о других последствиях, которые может принести подъём тяжестей?
— Ты абсолютно не тяжёлая, Таллия. Ты очень лёгкая. Мне комфортно, — наконец-то говорит он.
— Но это странно. Ты несёшь меня у себя на плече, а я собиралась спать, — замечаю я.
— Ты отдохнёшь, Таллия, я обещаю тебе.
— Ладно, но я хотела бы лечь в кровать, а ты всё же несёшь меня.
Куда ты меня несёшь?
— Скоро узнаешь.
— Каван, это не ответ. Я бы хотела знать всё, что ты собираешься делать. Так мне будет спокойнее. Я предпочитаю диалог с тобой, а не с твоей задницей.
— Чертовски горячо, когда ты употребляешь такие слова, Таллия.
Тебе не нравится моя задница?
— Она довольно симпатичная.
— Благодарю, мне твоя задница тоже нравится, Таллия.
— Это ужасно странно, ты до сих пор несёшь меня на плече.
— И я рад тому, что ты не вопишь.
— Я слишком вымотана, и у меня болят ноги, а ещё я немного перенервничала, — признаюсь ему.
