опустила голову вниз и увидела цветок. Маленькая пушистая садовая розочка, ещё не до конца распустившаяся, нежно-розового цвета, который угадывался даже в темноте.
— Это тебе! Честное слово, я её спас. Её нечаянно сломали строители.
— Спасибо, — она вдохнула лёгкий фруктовый запах. — А почему мокрая?
— Ну, я же не мог убить растение, оставив без воды, — и он снова потянулся в сторону и протянул вазочку, похожую на маленькую реторту.
Розочка заняла своё место в воде и рядом с ней Кайрат зажёг маленькую свечку.
И не было на земле света ярче, чем этот тусклый мерцающий огонёк, светящий в ночи лишь для них двоих.
Когда на следующий день она спустилась к завтраку, Кайрат уже уехал. И Данка тоже.
— Поехали ковыряться в своих старых вещах, — пояснил Пашка, поднимая крышки с оставленных на столе тарелок.
— Ну, жди, вечером будешь грызть петушки, — улыбнулась Оксана, принимая из рук молчаливой домработницы чашку с чаем.
— С радостью. Маман как раз вернётся со своей клиники. Думаю, ей тоже понравится.
— Поехала красоту наводить к свадьбе?
— Да, хотя кто бы сомневался, что она будет там самая сногсшибательная. После невесты, конечно, — улыбнулся он и сел рядом, бесцеремонно стащив с блюда тонкий ломтик ветчины.
— Закажешь мне такси? — Оксанка тоже последовала его плохому примеру, только положила ветчину на хлеб.
— А ты их разве не дождёшься?
Она отрицательно помотала головой, жуя свой бутерброд.
— У меня там всякие мелочи скопились. Одно постирать, другое погладить, третье подшить. И так прогуляла целый день.
Пашка оказался слишком хорошо воспитан, чтобы говорить с ней наедине о личном и очень деликатен, чтобы задавать какие-то вопросы. Но всю дорогу, пока её вёз, он не давал ей скучать. И даже довёл её до двери, передав с рук на руки маме.
В ванной Оксанка, пока наливала в банку воду, критически осмотрела свои плечи, на которых проступили веснушки. «Эх, не надо было надевать этот сарафан перед свадьбой!»
И пусть у неё не было маленькой красивой вазочки, но на придиванной тумбочке в пол-литровой банке пушистая розочка и ветка нераспустившегося жасмина смотрелись вместе, словно созданы друг для друга.
Кайрат так и ездил с ней каждый день в автобусе. Только теперь встречал у подъезда и вечером провожал до двери. И Оксанка видела его припаркованный джип у себя во дворе.
Он приносил ей шоколад в плотных коробочках, пластиковые стаканы с нарезанными фруктами и мягкие игрушки, наполненные мелкими шариками. И она составляла зверушек на спинке своего дивана как на спасательном плоту, начав эту коллекцию с той самой «облезлой» кошки, которую когда-то подарил ей Лёшка.
В нагруднике у серого медвежонка она нашла открытку сердечком и номер телефона, нацарапанный таким знакомым почерком.
— Здравствуйте! Знаете, кто я? — спросила она тихо, спрятавшись поздним вечером за закрытой дверью.
— Попробую угадать, — прозвучал его голос камертоном. — Стюардесса вьетнамских авиалиний? Нет? Официантка из соседнего ресторана? Опять нет?! Может быть, прекрасная незнакомка из автобуса?
— Я по объявлению. Я тут нашла одну вещь. Мне кажется, она ваша.
— О, да! Я так много всего потерял. Я даже не знаю, с чего и начать. Может быть, это мой воспалённый разум, который я растерял в дороге, пока искал путь туда, где меня всегда ждали?
— Нет.
— Может, глупые мечты, которые так долго заслоняли от меня истину.
— Не-а.
— Я кажется, знаю. Наверно, это моё несчастное разбитое сердце. Я бросил его к ногам одной прекрасной дамы, но она его даже не заметила. Да? Как хорошо, что вы его нашли.
— Что же вы с ним сделаете?
— О, я дурак, который не учится на собственных ошибках! Я снова брошу его к её ногам.
— А если она снова перешагнёт или растопчет его?
— Значит, я снова его соберу по кусочкам и, отряхнув от пыли, последую за той, что оказалась так жестока, куда бы она не пошла, и буду верить, что однажды она простит меня и снова полюбит.
— Тогда я, пожалуй, оставлю его себе. Вижу, вы совсем не умеете с ним обращаться.
Оксане казалось, она уже всё ему простила, но он был так божественно хорош, когда чувствовал себя виноватым, что она бы мучила его вечно. Только вот беда в том, что она его тоже любила. И решила, что на Данкиной свадьбе скажет ему про сына. Может он ещё и не вымолил окончательное прощение, но узнать про сына заслужил.
КАЙРАТ
День выдался просто невыносимым.
Даром, что среда. Выглядел он как настоящий понедельник, день голодный, злой, с пробками и головной болью.
Если бы не Лёха, подкормивший Кайрата по дороге куском пиццы, то он так бы и не поел. У Лёхи, наверно, тоже болела задница весь день сидеть за баранкой, но у Кайрата болела и задница, и ухо от не замолкавшего телефона, и взмыленная шея дымилась как у арабского скакуна.
В отличие от него, Лёха был безмятежен, невозмутим и миролюбив как буддийский монах, а после пиццы и вообще постиг дзен и, стоя в очередной пробке пел что-то из бессмертного репертуара Льва Лещенко.
— Лай-ла, лала, лала, ла-ла, ла-ла…
— Лёш, — перебил его Кайрат, очередной раз перебирая свои бумаги, — если четыре года назад в Лондоне Роберта уже была знакома с этим врачом, а ни в одном университете мира его имя не зафиксировано, значит?
— Значит, они познакомились намного раньше. Он поменял фамилию или не настоящий сварщик.
Он посмотрел на Кайрата, ослабившего узел галстука. В майке и шортах ходить было намного проще, но те дела, которые он взялся решать, требовали строгого дресс-кода.
— Какой из этих вариантов нравится тебе? — постукивал в такт своей мелодии по рулю Алексей.
— Правильный, конечно, — тяжело вздохнул Кайрат. — Хотя чувствую доктор этот — тупик. Таскается у Роберты на побегушках и вряд ли сам понимает, что к чему. А то, что врач из него никакой — факт. Жаловались мне на него старушки одни на лайнере. Уверен, никто не понимает в медицине лучше, чем больные всем на свете старушки.
— Тогда вычёркивай его. Информации минимум, имя и диплом липовые. И ни с какого боку не подойти. Только зря время потратим.
Они двигались по дороге с крейсерской черепашьей скоростью.
Если
