– Придется! – жестко заявила Лиза, заведясь не на шутку. – Потому что ни один человек тебе этого не сказал, хотя давным-давно надо было это сделать! Рядом с твоей дочерью находилась ее мать, которая, между прочим, не работала, и основным ее занятием и была Алиса. А еще рядом с ней постоянно находилась няня, насколько я помню, медработник в прошлом. И обе они прекрасно о ней заботились и делали все, что надо. Твоя дочь умерла не из-за недостатка вашего внимания и заботы, а от острого хронического скоротечного лейкоза, который очень, очень трудно диагностировать на ранней стадии. И она прошла многочисленные обследования, и квалифицированные врачи не могли сразу обнаружить болезнь. И хоть бы ты там усиделся дома и глаз с нее не спускал, все равно понять, что это за болезнь, никто бы из вас не смог!
– Все! – сказал он и, отодвинув Лизу с дороги, двинулся к выходу.
– Это случилось и все! – бежала она за ним и продолжала говорить. – Иногда в жизни происходят вещи, не зависящие от нас! Ты отрекаешься от своего таланта, как от большей части своей личности. Хватит, Протасов! Все! Ты уже достаточно наказал себя за то, в чем не виноват!
Широкими шагами он поднимался по лестнице, а Лиза бежала за ним и говорила, говорила, запыхавшись и не обращая на это внимания.
– Если тебе так непереносимо тяжело жить в Москве или в другом городе, можно замечательно жить за городом! Насколько я помню, производство, на котором ты работал, расположено в Подмосковье. Ну, и совсем хорошо, купи себе там дом, и можешь переехать со всем своим ноевым ковчегом, даже маму Витяя прихватить и кошку Лишайку! Коля с Верой только счастливы будут поближе к своим оказаться! Ты тут такого наворотил, что этот твой хутор дауншифтеры с руками оторвут, стоит тебе выложить его на их сайте!
Так они и добрались до его спальни, куда Лиза влетела за Протасовым и резко остановилась, чуть не ударившись о него, развернувшегося к ней.
– Мне не нужен ни твой и вообще ничей психологический анализ моей жизни и моих решений, – холодно отрезал он. – И советы твои не нужны. Это моя жизнь, и я живу так, как считаю нужным, и там, где считаю нужным. И только мне судить, в чем, перед кем и насколько я виноват в этой жизни. Если тебе это не нравится, я никого не держу, но если хочешь остаться, то больше никогда не смей читать мне нотаций и поучать, как мне следует жить и что делать. Ты поняла?
– Да, – сказала Лиза и сделала шаг назад от него. Постояла, посмотрела ему в лицо и подтвердила еще раз: – Да, я поняла.
Обошла Протасова вокруг и принялась складывать свои вещи в сумку. Он наблюдал за ее действиями с отстраненным, холодным видом, сложив руки на груди, а Лиза собиралась без суеты и нервозности обиженной барышни – спокойно, продуманно, проверяя, ничего ли не забыла, и обходя его, застывшего посреди комнаты, стороной.
Все, собралась, обвела взглядом еще раз комнату и пошла к выходу и, уже взявшись за ручку распахнутой двери, повернула голову и сказала:
– Ты совершенно прав, Протасов, это твоя жизнь и как ею распоряжаться, твое личное дело. Но как бы сильно я тебя ни любила, смотреть, как ты превращаешься из талантливого светлого человека в угрюмого бирюка, который скоро начнет ненавидеть весь мир, и гробить свою жизнь в ожидании и тщетной надежде, что ты изменишься, я не стану. Я знала тебя как сильного человека, таким и хочу запомнить.
И она вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и побежала по ступенькам вниз, чуть не столкнувшись с Верочкой, и, не останавливаясь, попросила ее открыть ворота и быстрой походкой пошла в гараж. Протасов так и не вышел ее провожать, но она видела его, стоящего у окна и смотрящего на нее, когда разворачивала машину.
– Не плачь! – громко и строго приказала Лиза себе, отъезжая от закрывающихся за ней ворот хутора. И повторила, теперь уже попросив: – Не плачь…
Она не поехала в Москву, а, подумав пару секунд на развилке, свернула в сторону Тамбова. К бабуле с дедом – делиться горем и принимать утешение.
Глеб, проводив взглядом машину Лизы, выехавшую за ворота, быстро поднялся в мансарду и оттуда долго смотрел ей вслед, пока машина не скрылась за поворотом.
«Как бы сильно я тебя ни любила», – крутилось у него в голове, – «как бы сильно я тебя ни любила».
Он знал, что она его любит, еще с того момента, как пять лет назад первый раз повел ее в танце, как знал и чувствовал, что любит ее и сам и что она – его единственная женщина. Но не хотел признавать этого ни тогда, ни сейчас. Особенно сейчас.
Отказавшись от мира и жизни, Глеб подсознательно боялся вспоминать про Лизу и про то необыкновенное чудо, что с ними случилось, интуитивно чувствуя, что эта девушка может вытащить его из состояния отрешенности и дать возможность жить дальше полной, счастливой жизнью. Но наказывая себя, он не желал никакого нового счастья и жизни.
Однажды человек, любящий Лизу, которого любила и которому безгранично доверяла она, отказался от нее во имя своих тяжелых душевных переживаний и горестей, по сути, предал Лизу.
«А сегодня я сделал это с ней во второй раз», – подумал Протасов, продолжая смотреть туда, где скрылась за горизонтом ее машина.
Последние дни апреля выдались такие переменчивые – то вдруг жарко, как летом, то холод чуть ли не осенний с накрапывающим дождиком. Но прогноз на выходные вроде бы был хороший, и с утра он еще оправдывается. Хотелось бы! Вся семья, кроме бабушки с дедом, собиралась на даче у старших по московскому региону Потаповых отмечать день рождения дяди Андрея.
Созвонились, решили, что дата не круглая, и нечего стариков гонять туда-сюда, надо бы поберечь. К тому же у них «посевная страда» – а это святое дело.
Лиза неспешно катила на своей машинке в субботу днем, после занятий с детьми в Центре, на это мероприятие. Ей уж несколько раз названивали родные, поторапливали, шумно сообщали хором в трубку, что к ее приезду окончательно оголодают. Она обещала, что совсем скоро подъедет, но на газ давить не спешила и ехала, получая удовольствие от езды.
Есть и ей хотелось, и она уже представляла все замечательные вкусности, которые наготовили там со вчерашнего дня тетя Валя с Маней, и слюнки текли. Жаль не будет фирменного бабулиного пирога с уткой – совершенно улетного объедения. Вернее, он будет, но в исполнении тети Вали, а это совсем другая песня. Почему-то, кто бы ни пытался повторить этот пирог, выходило хорошо, иногда даже и очень хорошо, но и близко не то, что у бабули. И, казалось бы, рецепт точь-в-точь записывали, и сколько раз делали под непосредственным руководством бабушки, и секретов она не скрывала – не то, и все!
Лиза представила лицо бабули и улыбнулась. И сразу же вспомнила тот их последний разговор, когда она приехала к ним от Протасова – вся в клочьях от переживаний. И они отпаивали ее чаем с мятой и бабушкиным печеньем, и беспокоились ужасно, видя любимую внученьку в таком состоянии, бабуля сделала незаметно знак деду, и он удалился, оставив «девочек» секретничать.
