бикини, влажная кожа.
— О, боже, это невероятно. — Слегка запрокинув голову, она делает большой глоток из бокала в своих длинных пальцах. — Посмотри на этот вид. Это потрясающе.
— Так и есть.
Только я говорю не о виде на город. Мне на него насрать.
Я говорю о ней.
Она сногсшибательна.
Я так думал в тот день, когда мы встретились, и думаю так сейчас.
Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не твоя соседка по дому? Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не просто твой друг?
Да.
Я ненавижу шампанское, но все равно пью его в надежде, что оно успокоит эту гребаную нервную бурю, бушующую у меня в животе.
Мне это не нравится — это кажется неестественным.
Не говоря уже о том, что те два вопроса, которые она задала сегодня вечером за ужином, продолжают крутиться в моем чертовом мозгу.
Ты хотел бы притвориться на выходные, что я не просто твой друг?
Что, черт возьми, она имела в виду под этим?
Должен ли я был вчитаться в это или принять за чистую монету?
В любом случае, этот вопрос прокручивается в моей голове по кругу.
— Давай сыграем в игру.
Я стону.
— Еще в одну? — Я не знаю, смогу ли справиться с ее версией «игр» — похоже, они заставляют меня признаваться в дерьме, которое я предпочел бы скрыть.
— Да, почему бы и нет? Или ты просто хочешь поговорить как обычные люди?
— Хочешь снова поиграть в «да» или «нет»? Потому что я исчерпал вопросы.
Джорджия смеется.
— Нет. Что, если мы сыграем в правду или выпивку? Все просто, нужно ответить правду или выпить.
— Звучит достаточно просто. — Теперь я ворчу, как ребенок.
— Насколько полна эта бутылка? — Она снова смеется, уже пьяно.
— Достаточно полна. Но если ты не планируешь отвечать на все вопросы, тогда у нас возникнут проблемы, потому что я нигде не видел другой бутылки.
Кроме мини-бара, и я не слишком горю желанием трогать этот запас, если только это не чрезвычайная ситуация. Я видел, сколько стоит спиртное внутри этих штуковин, и сильно сомневаюсь, что Джорджия согласится заплатить такую сумму. Я также сомневаюсь, что это входит в приз.
— Давай ты первый, — говорит она мне, немного опьяневшая.
— Нет, это была твоя идея, ты и начинай.
— Уф. — Она фыркает. — Дай мне подумать секунду.
Надеюсь, что она начнет с простого, а затем перейдет к трудным вопросам, которыми, я уверен, она собирается меня поразить. Джорджия может выглядеть невинной и непритязательной, но за этими красивыми глазами скрывается разум, который, как я понимаю, чрезвычайно сложен.
У нее на уме есть вещи, о которых она хочет поговорить со мной, и эти дурацкие игры — единственный известный ей способ сделать это, не чувствуя себя глупо.
— Ладно, не забудь — ты должен ответить честно или выпить.
— Да, да. Хватит тянуть время.
На горизонте мерцают и светятся миллионы огней. Фальшивая Эйфелева башня соседнего отеля начинает мерцать, точно так же, как настоящая башня в Париже мерцает каждую ночь в течение часа.
Я видел все это собственными глазами — эта малышка не идет ни в какое сравнение с оригиналом.
— Ты когда-нибудь жалел, что приехал в Штаты учиться?
— Нет, — отвечаю я без колебаний. — Мне здесь нравится.
— Нравится здесь или нравится учиться?
Я наклоняю голову.
— Не жадничай — теперь моя очередь задавать вопрос. Тебе придется приберечь это для следующего раза, если хочешь узнать.
Ее рот приоткрывается от моего дерзкого ответа.
Я ухмыляюсь.
— Нам разрешено пить просто так, или только не желая отвечать на вопрос?
Она пожимает плечами.
— Я так не думаю. Подожди — это твой вопрос?
— Нет, просто интересуюсь.
— Думаю, нет, иначе у нас все закончится.
— Может быть, а может и нет — я не планирую сдаваться. В этом деле я буду биться до конца.
— О-о-о, серьезно? Ладно, крутой парень, посмотрим.
Звук вертолета, рассекающего воздух, отвлекает нас обоих на секунду, и мы наблюдаем, как один из них появляется из-за угла отеля, летит к другому отелю и зависает возле крыши, прежде чем опуститься.
— Это так круто, — затаив дыхание, говорит Джорджия, опершись обоими локтями о бортик джакузи, чтобы посмотреть.
Я согласен.
— Люблю смотреть, как самолеты садятся и взлетают на взлетно-посадочной полосе, — говорю я. — Я бы хотел, чтобы они разрешили людям парковаться рядом со взлетно-посадочной полосой. Было бы здорово лечь на крышу машины и просто смотреть, как они пролетают.
— Это было бы забавное первое свидание, не так ли? Типа пикник на крыше машины или в кузове грузовика?
— Ты романтик, Джорджия Паркер?
Она удивленно смотрит на меня.
— Э-э, да? Разве большинство девушек не безнадежные романтики?
Моя мать — нет.
Кэролайн, подружка Джека, — тоже нет. Она всегда даст ему список подарков, которые хочет, ненавидит элемент неожиданности (или, возможно, не доверяет ему покупать ей то, что она хочет). В любом случае, она избалованный ребенок и совсем не романтична.
Я качаю головой.
— Ты не похожа на романтичную особу.
— Нет? — Девушка хмурится в замешательстве. — Может быть, это просто потому, что ты не видишь меня такой — я просто твоя соседка по дому, и за те несколько недель, что жила с тобой, я не ходила ни на какие свидания или что-то в этом роде, так что ты никогда не видел меня такой… приодетой и все такое.
— Ты была приодетой сегодня вечером.
Джорджия медленно кивает.
— Да, но это было не свидание. Я имею в виду, не романтическое свидание.
За ее заявлением следует долгая пауза, ночной воздух прерывается звуками снизу и несколькими громкими голосами людей, празднующих неподалеку в другом гостиничном номере.
Я далек от того, чтобы указывать на то, что свидание не было романтичным, лишь потому что она продолжала говорить всем, кто подходил к нашему столику, что мы не пара, это не свидание и не особый случай.
В Джорджии может быть много хороших качеств, но утонченность — не одно из них.
Она словно слон в посудной лавке.
— Ты продолжаешь указывать на это. — Я немного скриплю зубами. — Без всякой причины.
Со своего наблюдательного пункта я вижу, как девушка в смущении сжимает губы.
— Это часть игры, или мы можем продолжать? — Я теряю с ней терпение — это ее постоянное напоминание о том, что мы всего лишь соседи по дому, прекрасно, потому что это правда, но это также становится утомительным.
— Чья очередь? — Ее голос едва слышен.
— Моя.
Она кивает, и теперь я чувствую себя колоссальным засранцем.
