– Оставь патроны. Может, пригодятся. – Слава положил ему руку на плечо: – Надо уходить. Берем Толика.
Николай подхватил распластанное на полу тело, взвалил его на плечо. Слава подобрал другой пистолет и вышел первым.
– В коридоре свободно, – сказал он. Он пошел вперед, держа пистолет наготове. Николай с телом Толика вышел за ним.
– Стойте, а этого куда? – Азарцев показал на тело Магомета.
– Сейчас вернемся и заберем. Анализы отнеси в машину. Там сидят девчонка и шофер. У них там передвижная лаборатория. Сделают быстро, на месте. Я дам им денег. Выйдешь через полчаса, заберешь результаты.
– Хватит. Никакие результаты я забирать не буду. И относить их тоже не буду. Доигрались уже. Я отвезу девушку в Склиф. Возьмут так возьмут. Не возьмут, пусть делают с ней, что хотят. Сейчас как раз на этой машине и отвезу. – Юлия стояла на пороге комнаты. – Она спит?
– Спит.
– Сделай ей еще снотворное. Чтобы не проснулась в дороге.
– Хорошо.
Николай и Слава ушли. Азарцев взял со стола документы и сунул в карман. Ушел договариваться с шофером. Когда он вернулся, тела Магомета в комнате уже не было. За столом сидела Юля и плакала. Весенний ветер в разбитом окне колыхал шторы.
– Поехали, – сказал Азарцев. – Нечего тебе здесь сидеть. Выключай везде свет.
Юля подняла голову, вытерла глаза.
– Ты поедешь с «Газелью»?
– Да. Впереди них на своей машине.
Она достала из кармана пудреницу и стала смотреться в зеркало.
– Тогда я поеду домой. Оли почему-то до сих пор нет. И не сказала ничего, куда пойдет.
– Задержалась, наверное, где-нибудь с подругами. Сегодня, между прочим, праздник, – вспомнил Азарцев. – Извини, подарка у меня нет.
– Самый лучший подарок – освободиться от этого Магомета. Ты не представляешь, что мне здесь пришлось пережить.
– Ты этого хотела сама. – Азарцев помолчал. – Отдай мне ключи.
Юлия подошла к небольшому шкафу и стала выкладывать связки на стол:
– Это от ворот, это от кладовой, это от маленького дома, это от операционной, это входные… – Она снова заплакала.
– Не реви! – Не то чтобы Азарцеву стало ее жалко, но он не мог видеть женских слез. – Сейчас надо вывезти девушку. А там будет видно.
– Хорошо. Помочь тебе? – Азарцев с удивлением наблюдал, как Юлия с готовностью вытерла слезы.
– Подготовь ее к перевозке. Надо сверху укрыть какими-нибудь одеялами…
– Хорошо, – она на своих высоких каблуках побежала в кладовку.
Азарцев вышел за водителем, чтобы перенести девушку в машину. Когда он вернулся, Юлия выглядела еще более растерянной.
– Володя… – Он отметил, что она назвала его по имени впервые за много лет. – Мне сейчас позвонил какой-то человек. Сказал, что из милиции.
– Уже? – удивился Азарцев. – Неужели Николай и Слава попались? В принципе, конечно, их могли остановить на любом посту ГАИ. В машине два трупа. Не хило.
– Звонили насчет Оли. Просили приехать в отделение милиции.
– Ее что, задержали? – Это уж было бы совсем неожиданно и совсем не похоже на Олю. – Они ничего не перепутали?
– Я вообще ничего не поняла. Этот человек говорил со мной очень уклончиво.
– Ну, так поезжай туда сразу. Если ее и загребли, то, наверное, по ошибке.
– Хорошо.
Азарцев подумал, что Юлия в третий раз за последние пятнадцать минут произнесла слово «хорошо». Это что-нибудь да значило для всех, кто хоть немного знал Юлию.
Михаил Борисович Ризкин сидел вместе с Тиной у постели Ашота.
– Вы стали совсем такая же, как раньше, – с улыбкой сказал он, наблюдая за тем, как она вписывает показатели пульса, давления, крови в дневник наблюдения в истории болезни Ашота.
– Какая – такая же?
– Как до операции. Не собираетесь вернуться назад в больницу?
Она подняла голову, взглянула на Ризкина серьезно:
– До сегодняшнего вечера не собиралась. А сейчас – не знаю. Одно дело с одним больным сидеть, а другое – когда целое отделение. Да и Барашков напугал.
– Чем это? – Ризкин аккуратно протянул руку и подсунул ее под Тинин локоть.
– Рассказал всякие страсти. И раньше-то было не так уж сладко, а теперь… И страховые, и родственники, и жалобы… Впрочем, жалобы всегда были.
– У-у! Жалобы – это точно, – вспомнил Ризкин. – Вот и на меня недавно накатали.
– На вас-то за что?
– А, банальщина. Родственники спутали кровоподтеки с трупными пятнами.
Тина задумалась.
– Наверное, для них это был шок – подумать, что их родственника в больнице избили.
Ризкин вздохнул и отодвинул свою руку.
– И почему у нас народ всегда думает, что в больницах работают одни алкаши, садисты и тупицы? Если ты сам чего-то не понимаешь, ну приди и спроси!
– Ой, Михаил Борисович, а вы сами многим людям доверяете?
Ризкин понял ее и засмеялся:
– Почти что никому. Вот вам доверяю.
– Вот за это спасибо.
Ризкин помолчал.
– А вы догадывались когда-нибудь, дорогая моя Валенитина Николаевна, что вы мне очень нравитесь…
Тина замерла. Горячая волна подкатилась к ее сердцу. Она опустила голову и стала преувеличенно усердно смотреть историю болезни. Лицо ее порозовело, и горячая влага выступила на глазах.
– А ведь это – правда, – Ризкин снова подвинулся к ней ближе. Вдруг Ашот застонал и шевельнулся.
– Тина, – прохрипел он, – этот тип своими излияниями мешает мне спать.
– Все, все, все… Спи, Ашотик, успокойся. Мы молчим, – Тина просительно посмотрела на Ризкина.
– Пустите меня, я ему кислород перекрою, – предложил Ризкин. – Сам же и к себе в отделение укачу.
– Как вы можете! – сделала страшные глаза Тина.
– Он все испортил, гад. Только я хотел напроситься к вам в гости…
– Тина, не пускай его! Я его знаю. Это Ризкин. Ты не должна общаться с человеком, у которого такой пошлый галстук…
– Ну, точно, все трубки сейчас выдерну.
– Ашот, а как ты разглядел галстук Михаила Борисовича? Ты глаз открыл?
– Откроешь тут, когда какой-то тип вас соблазняет чуть не на моей кровати.
– Ашот…
– Вот выздоровеет, я его точно убью! – С этими словами Ризкин направился к двери. – До свидания, Валентина Николаевна.
– У вас прекрасный галстук! – вслед ему проговорила Тина, но Ризкин уже вышел в коридор.
– Мне не объяснялись в любви уже целых… не знаю сколько лет. А ты помешал, Ашот. – Тина грустно посмотрела в черный миндалевидный глаз Ашота.
– Он вам не в любви объяснялся. Он вас банально трахнуть хотел.
Тина помолчала.
– В конце концов, меня и трахнуть банально никто уже больше двух лет не хотел.
– Да мы все вас хотим… – сказал Ашот.
– Колю тебе еще одну порцию снотворного. Что-то ты, дружок, слишком разговорился.
