Тихое жужжание пылесоса сбивало меня с мысли, мешало сосредоточиться. Я разозлилась на себя — что за глупая оговорка? Вот уж действительно нашла виновного в собственном малодушии — пылесос!
И резко села.
— Мешаю тебе отдыхать? — тут же забеспокоился Олег, виновато поглядывая на меня. — Извини, еще пару минут, и я его выключу.
Господи, ну, и что на это ответишь?
Куда же исчез тот Олег, что за последний год буквально замучил меня своими придирками и ворчанием? С ним бы я поговорила без сантиментов. А с этим…
Этому же, давно забытому и словно специально, наперекор нам с Сережей, восставшему, как феникс из пепла, я могла лишь улыбаться, проявлять внимание и заботу, одаривать, как добрыми новостями, так и приятными сюрпризами.
Несправедливо! — решила я и почувствовала, как к горлу подступает тошнота от безысходности, стыда и волнения. Мрачная необходимость расстроить мягкого и доброго человека угнетала меня до физического дискомфорта. Я поняла, что не сдержусь — меня либо стошнит, либо я расплачусь и начну каяться в тех грехах, что и не совершала, лишь бы загладить свою вину, которая растет час от часу. Быстро направилась в ванну и чуть не упала у дверей — буквально на пару секунд голову обнесло, появилась слабость.
Что это со мной? — спросила я у своего отражения в зеркале и включила холодную воду, чтобы освежить лицо.
— Анечка, с тобой все нормально? — послышалось за дверью.
— Да! Да…
— Я выключил пылесос, можешь отдыхать.
Да что ж ты такой заботливый! — с яростью подумала я, бросив сердитый взгляд на дверную поверхность, и вновь почувствовала тошноту. Мой желудок взбунтовался против столь непривычного внимания.
Минут пять я приходила в себя и все думала — что ж я съела? Омлет? Да, Олег приготовил на завтрак омлет, а мне хотелось каши, и обязательно с чем-нибудь острым, например, с китайской морковкой. И спаржу, и…Стоп. Что за странные пристрастия в пище?
Я вынырнула из ванной и спросила:
— Олег, у нас спаржа есть?
— Спаржа? — его взгляд ощупал меня с ног до головы, лицо приобрело испуганное выражение. Что же он такое нашел в моем облике?
— Анечка, ты ведь терпеть не можешь спаржу.
— Да? Значит, спаржи нет, — не сдержала я вздоха сожаления.
— Нет, но я могу купить. Сейчас, — он закрутился в коридоре, спешно натягивая пальто, ботинки. — Может что-нибудь еще? Сладкое?
— Нет! — ответ прозвучал слишком резко. Олег выронил сапог и подозрительно уставился на меня:
— Аня, ты как себя чувствуешь?
Отвратительно! — чуть не сорвалось с моих губ.
— Сносно. Если ты не будешь упоминать о сладком.
От одного воспоминания о тортах и шоколаде меня мутило. Нет, я явно чем-то отравилась. Второй день желудок не на месте. Может, сказывается волнение в предчувствии глобальных перемен? Страшащих и желанных одновременно. Впрочем, кто их не боится? Кто бы на моем месте чувствовал себя иначе?
Олег сел на тумбочку и принялся грызть ногти, взволновавшись неизвестно из-за чего. Этого мне еще не хватало.
— Олег, не ходи. Переживу я без спаржи.
— Нет. Я схожу. Что еще купить? Соленые помидоры будешь?
— Да, — обрадовалась я — вот что мне нужно. — Только не соленые, а в собственном соку.
Олег кивнул, не спуская с меня внимательного взгляда. Он словно хотел что-то спросить или сказать, но не решался. Медленно надел сапоги и шагнул к двери:
— Я скоро, — прозвучало это, как «прощай».
Я проводила его недоуменным взглядом и вздрогнула — одновременно со звуком хлопнувшей двери раздалась телефонная трель.
— Сережа? Сережа! — в трубке все жужжало и гремело, но я точно знала — это он.
— …Анюта…
— Сережа, откуда ты звонишь?
— Из Москвы, с сотового. Плохо слышно? Я буду громко говорить!
— Зачем с сотового?… И что ты в Москве делаешь?
— Здрас-сте, Анюта, мы же договаривались. Ты передумала?
— Нет, нет!
— Ты сказала?
— Я…скажу…
— Аня, я почти все подготовил. Слышишь?! Только задержусь, билет поменял на четырнадцатое, раньше не успеваю. Три дня, Ань, три дня и я буду дома! Если б ты могла представить, как мне без тебя муторно, как я хочу тебя видеть!… У тебя все хорошо? А то сердце не на месте.
— Да, Сережа, у нас все отлично…
— Котенок…
— Я люблю тебя, Сереженька!
— Это я тебя люблю, Анюта. Я тут набрал всего, всего. Даже не знаю, что еще тебе взять? Что привезти?…
— Себя! Я скучаю, Сережа. Почему ты решил задержаться? Зачем?
— Ну, Ань, надо же все успеть. Потом еще раз придется лететь и все, слышишь? Я все подготовил, хоть через неделю переедем! Ты рада? Анют?
— Да, да, я рада…Возвращайся.
— Анька… как я соскучился, ты бы знала! В следующий раз вместе поедем! Один я пас. Не хочу. Летишь со мной?
— Куда угодно, когда угодно…
— Котенок…жди, три дня промелькнут быстро. Встретишь меня?
— Да. Каким рейсом?
— Утренним Ань, что ждать-то? Ладно, пока. Блин, столько сказать тебе хотел…
— А ты и сказал. Главное.
— Ладно…Ты решай там. Слово за тобой. Да, вот — Ань, я для ремонта ребят нанял, они сляпают, а мебель даже не смотрел. С тобой уже, ага? Что скажешь, то и возьму. Правильно?
— Да.
— У тебя точно все хорошо?
— Нет. Тебя нет — значит не хорошо.
— Ну-у…я сам…ладно, а то сейчас трубку покусаю с горя… Пока.
Я положила трубку и села на пуфик — три дня. Мне отмерено всего лишь три дня. Сергей все решил, сделал, теперь мой черед.
А может, ничего и не надо? Оставить все, как есть?
Как же мне объясниться с Олегом? С этим Олегом.
А с Алешей? Андреем?
А Сережа? Я не могу, не хочу жить в постоянном ожидании встречи. Мимолетной, тайной, словно мы крадем эти свидания. И у кого? У себя самих.
С кем бы поговорить? У кого спросить совета?
И что вдруг меня обуяла такая апатия? Откуда она взялась? А эта вопиющая, возмутительная слабость мозговой деятельности? Имя ей — малодушие или усталость?
Нет, нужно перебороть и то, и другое, и все ж сподобиться на разговор с мужем. Главное только начать. Правильно подобрать слова, сложить их в нужные фразы, обтекаемые, дающие надежду, а не рвущие все напрочь.
"Мы можем остаться друзьями"…Нет, это заключительная фраза. Тогда:
"Олег, нам нужно расстаться"…
Зачем — спросит он, и что я отвечу?
"Так лучше". "Кому?" — спросит он.
"Тебе'.
"А откуда ты знаешь, что мне лучше"? И что, тогда говорить?
Что люблю собственного брата? Возмутительно! Именно это будет в его взгляде, а еще брезгливость. Брат! Если б я уходила к другому мужчине, но к брату?! Нет, меня не поймут, кому о том не объяви. И я вдруг подумала, что, наверное, именно так же, как я себя сейчас, чувствуют себя геи и лесбиянки. Они тоже изгои. Проклинаемые и гонимые людьми и богом, но именно ими же и проклятые. Нет, я никогда не сочувствовала им, не понимала и не стремилась понять. Они были для меня, что представители чужой цивилизации — то ли есть, то ли нет. Но не здесь и не рядом. Там, в телевизоре, книгах, желтой прессе…
