— Данка, детка, ну ты что! — Сергей Викторович в свою очередь принялся успокаивать плачущую Дану. — Мы ж не звери, его машину должны были просто зацепить по касательной, там хорошее место, мы все рассчитали. Ему максимум сотрясение светило, а то и просто перепуг. Потом под видом освидетельствования привезли бы к Оле в больничку, и все. А он сознание за рулем потерял, я же вижу на повороте, он скорость должен сбросить, а она не сбрасывается, машину несет… В общем, все через жопу у нас пошло…
— Значит, это вы аварию подстроили, дядя Сережа? — подняла голову Данка. — А вам ничего не будет, вы же полицейский?
— Так я и действовал как полицейский, Данка. Мы киллера взяли, мне за него благодарность внесут в личное дело. И премию дадут. Может быть, — они переглянулись с Авериным и хмыкнули.
— Так на кого ты все-таки работаешь, Костя? — Оля высвободилась из его рук, и тут открылась дверь и вошли дети.
— Полчаса прошло, — объявил Никита, а Настя подошла к Аверину и привычно прилепилась к ноге. Он поднял ее на руки легонько, как перышко.
— На нее, — указал глазами на девочку. А потом на насупленного Никитоса. — И на него.
И вышел из комнаты, оставив растерянных девушек на Волошина с Климом.
— Девочки, тут не все так просто, — прокашлялся Волошин. — Маркович прав, в правовом поле уже ничего не сделаешь. Это тогда надо было, по горячему, я же вас пытался уговорить, но… А теперь, что? Алягер ком алягер [8], как говорится. Теперь только по беспределу, иначе никак. Но ведь все обошлось, живой ваш Баграев, зато предупредили возможное умышленное убийство. А то улетел бы обратно, а нам очередной висяк… Ладно, пойду я, поздно уже.
— Я же вам говорил, что у него не голубой вертолет, а черный, — негромко сказал Клим, обращаясь к Ольге, когда за Волошиным закрылась дверь. — И он далеко не волшебник.
Данка поняла, что это все по-прежнему относилось к Аверину.
— Да поняла я уже… — шмыгнула носом Ольга, и Клим присел рядом, оседлав табурет.
— Костя очень не любит проигрывать, а там он потыкался без толку — везде глухо. Вот и решил действовать вслепую. Начал в открытую встречаться с людьми и говорить именно о подлоге. Заявился к Баграеву…
— Костя пришел к Шамилю? — подняла голову Оля и ошарашенно уставилась на Клима. Тот утвердительно кивнул.
— Да. Это и называется «на живца». Ждал, кто клюнет. Шамиль и клюнул, в тот же вечер Костю из отеля выпроводили в аэропорт, и даже билет на самолет подарили. С пересадкой и завтраком.
— Выходит, — медленно проговорила Данка, — живцом был он сам?
— Когда мне было восемь лет, — вместо ответа начал Клим, — у моих родителей отобрали бизнес, а их убили. Костя оформил опекунство и меня вырастил, как вы свою сестру, Оля. А потом мы забрали бизнес обратно, но я захотел этого человека посадить. Костя был против, но я настаивал. По нашему делу доказать что-то было невозможно, и мы его тоже взяли «на живца». В нашем случае живцом был я.
— Вы его как-то подставили? — спросила Дана.
— Он сам подставился. Захотел вернуть бизнес, и меня «заказал». Исполнителя взяли во время попытки меня подстрелить, заказчика посадили.
— Как это, подстрелить? — не поняла Ольга.
— Обыкновенно. Из снайперского ружья.
— И Костя такое допустил?
— Да. Только он рядом со мной в машине был, — ответил Клим и поднялся. — Это я к тому, что он никогда не будет играть судьбами близких людей, в первую очередь подставиться сам.
— Разве мы ему близкие? — недоверчиво переспросила Данка.
Клим не ответил, лишь усмехнулся, многозначительно взглянув на Олю, попрощался и ушел. Девушки несколько минут переваривали услышанное, пока Данка не вспомнила, что дядя Сережа оставил ей запись признаний Шамиля.
Данка слушала исповедь старшего Баграева со смешанными чувствами. Раньше это была ослепляющая, захлестывающая обида, она была уверена, что Шамиль приложил руку к созданию и рассылке компромата. Специально заманил ее на свадьбу, чтобы рассорить с сыном, у него же позаимствовал фото Данки. И то, что Даниял так скоропалительно женился на дочке Арисханова лишь подтверждало ее догадки.
А теперь от обиды ничего не осталось, особенно когда Аверин рассказал об аварии. Данка пробовала разжечь обиду по новой, но ничего не получалось, даже не тлело. Алана, сестра Данияла, тоже намекала, что брат чуть не остался инвалидом из-за «той девушки». Выходит, в день, когда родились их дети, Даниял мог погибнуть?
— Данчик, я ведь винила себя за то, что сказала ему такое, — прошептала рядом Оля, будто в унисон Данкиным мыслям. — Аверин хоть и гад, но он прав, нельзя разбрасываться такими словами.
Данка обняла сестру обеими руками и прижалась к ее плечу подбородком.
— Перестань, Ольчик. Мы обе так решили, не вздумай себя одну винить. Ты лучше скажи, он… умрет?
— Не знаю, — Оля сразу поняла, о ком она, — там сердце совсем негодящееся.
Они подняли головы и повернулись друг к другу.
— Думаешь? — испытующе разглядывала ее Ольга. Данка закрыла глаза и несколько раз кивнула.
Глава 37
Данка была уверена, что Аверин воспротивится, но тот на удивление отреагировал спокойно. Лишь распорядился подождать, когда Шамиля переведут из реанимации в палату. Данка заметила, что он вообще любит покомандовать, беда была в том, что Олей командовать мог только их отец, и то под ее настроение.
Он сам отвез их в больницу в Олино дежурство. Костя больше не ночевал у них, в тот вечер поиграл с детьми и ушел, подчеркнуто вежливо попрощавшись с Ольгой. Сегодня прибыл с утра безупречный, как всегда, и Данке стало безумно жаль сестру. Перешибить такого даже той было не под силу.
Ольга их встретила и провела в отделение. Палата охранялась, Аверин странно хмыкнул.
— Дежавю, — объяснил он Данке, — я тоже здесь лежал после ранения. И меня тоже охраняли.
Оля никак не отреагировала, и он умолк. Данка присела перед детьми и взяла их за руки.
— Я хочу, чтобы вы познакомились с одним человеком. Его зовут Шамиль Гурамович, он попал в аварию, его лечит наша Оля. Он будет очень рад вас видеть.
Дети словно чувствовали момент. Никитка взял сестренку за руку — он так всегда делал перед ответственным мероприятием, а Настена обернулась на Аверина. Наверное, брат казался ей не слишком надежной защитой.
— Пойдем, — Данка поднялась с корточек, сделала глубокий вдох и вошла в открытую дверь палаты.
Шамиль был уже не таким бледным как на видео, Ольга стояла возле кровати.
— Я очень благодарен тебе, Оля, я… — сказал Шамиль и осекся, увидев входящих детей, а следом и Данку. Наверное, она не слишком изменилась.
Руки вцепились в простыню, он попытался привстать, но Ольга мягко придержала за плечо.
— Лежите, Шамиль Гурамович, они сами подойдут.
Данка подвела детей к кровати и сказала севшим голосом:
— Это Никита и Настя. Я подумала, вы будете рады знать, что они есть. И пока пусть будет так.
Она надеялась, что Шамиль правильно поймет, и он понял. Впился глазами в Данку, потом в детей, потом снова в нее. Но молчал. А потом протянул руку к внукам, и Дана увидела, как она дрожит.
— Тебя зовут Никита? Какое красивое имя! Настенька, подойди ближе, маленькая, подойди…
Он жадно вглядывался в их лица, будто хотел отпечатать в памяти. Настя сделала шаг вперед и спросила:
— А почему вы плачете? Вам больно? Тетя Оля плохо сделала операцию?
Шамиль закряхтел, тыльной стороной ладони вытирая слезы.
— Что ты, малышка, нет, мне не больно. Твоя тетя очень хорошо меня лечит, это я от счастья. Я так счастлив вас видеть обоих. И вашу маму тоже, — он посмотрел на Дану, но она отрицательно покачала головой. Не сейчас и не при детях.
— Вам пора, — сказала Ольга, — Шамилю Гурамовичу надо сделать укол.
— Укол — это больно, — сморщил нос Никитка и посмотрел на Данку. — Мам, можно я отдам свою конфету?
