Сколько не ждала, не прислушивалась к шагам на лестничной площадке — не пришел.
Ещё никогда время не тянулось так долго.
На второй день «заточения», внутри будто что-то щелкнуло, вызвало дрожь в коленях, неприятный холодок по коже. Предыдущей ночью не удалось уснуть, как не пыталась. Не помог даже Джой, спавший рядом на полу.
Сейчас же, с наступлением сумерек, вдруг стало трудно дышать, буквально захлебывалась от переполняемых эмоций, вызванных непонятными причинами. Постоянно слышался голос Влада, тогда бежала к двери, распахивала её и разочаровано вздыхала — кроме «тюремщиков», посменно дежуривших на площадке никого не было.
Пришлось выпить кофе. Крепкое. Никогда не пила такое. Некоторое время просто смотрела на кружку, а потом, потянулась и через силу сделала глоток. В попытке отвлечься от тревожных мыслей взяла книгу и прилегла на диван в гостиной. Захотелось плакать от собственного бессилия.
Постепенно, веки стали тяжелеть и в результате длительной борьбы с усталостью, организм сдался — проиграл тяжелому, изнуряющему сну.
Мне снился заброшенный то ли завод, то ли фабрика. Старая полуразрушенная кирпичная кладка и почерневшие от времени бетонные плиты виднелись сквозь туманную дымку. Проморгалась, пытаясь прояснить зрение. Ничего не получилось. Знала, что нужно найти выход. Долго ходила, наталкиваясь на чужие воспоминания. Они и раньше мне снились. Хотела присмотреться к ним, стараясь запомнить, но кто-то позвал меня по имени. Это была девушка: высокая, с каштановыми волосами, кареглазая. Я протянула к ней руку — она исчезла, а потом, снова появилась и позвала за собой.
Шла. Доверившись интуиции, спотыкаясь и падая, шла. Она вывела меня на пустынную местность, где в самом центре сидел Влад с завязанными за спиной руками. С разбитой брови сочилась кровь, на белой рубашке пятна крови. Бросилась к нему и упала — ноги приросли к полу. Попыталась позвать — голоса не было. Одни рванные глухие звуки, от которых першило в горле.
К Владу подошел мужчина и стал ко мне спиной. Он был в такой же белой рубашке, широкоплеч, высок, с густыми чёрными волосами. В правой руке был пистолет, которым он постукивал выше колена. Я стала кричать, хрипя и задыхаясь от бессилия привлечь к себе внимание, прекрасно зная, что сейчас произойдет. Случиться убийство. На моих глазах убьют Влада.
Мужчина вытянул вперед руку и взвел курок. Шамров улыбнулся своей фирменной, чуть кривоватой улыбкой, не замечая моих мук. Это стало таким стрессом, что я почувствовала, как сердце пронзила острая боль, и тут же из горла с надрывом, громко, вырвалось:
— Не стреляй!!!
Незнакомец застыл, а потом медленно обернулся, окинув меня пристальным взглядом. Я попятилась назад, прикрыв рот рукой.
На меня смотрел Влад…
***
День выдался тревожным. Целое утро Шамров ждал звонка от Лёшки. Нутром чувствовал, что скоро наступит момент, когда о Руставском можно будет забыть. Он сможет. Устал думать о нем, устал носить на задворках подсознания и не иметь возможности расслабиться, вдохнуть на полную грудь и не сжиматься при этом от внутренней боли. Устал быть зависим от воли и решений других.
В воздухе пахло кровью. Давно перестал считать человеческую жизнь чем-то ценным, дарованным свыше. Неет. Только не его и не Сергея. Вообще, человек такое существо, что запросто может сломиться, ожесточиться, обрести крылья, воодушевиться или наоборот, упасть в такую депрессию, что ни одни таблетки не помогут. Ломать — не строить. И Влад привык к медленному саморазрушению. Привык не подстраиваться под кого бы то ни было, жить со своими взглядами на мир и быть независимым.
Настя… Это не просто трясучка от желания, пошлость на грани безумной жажды секса и жгучее стремление обладать. Не только. Это прежде всего яркая чувственность и стремление защитить любой ценой.
Не хотел вспоминать, как вывернула душу наизнанку. Как залезла в неё раскаленными углями и принялась ворошить прошлое, играть на совести, призывая к человечности. О, это она хорошо умела. Лучше него самого. От одного только её чистого и невинного взгляда чувствовал себя настолько пропащим, конченым человеком, что начинал забываться, теряться.
Настя необыкновенная, особенная девушка. С ней нельзя провести ночь и на следующий день забыть, утолив голод. Она была кокой, самого высшего класса, на который подсаживаешься постепенно, начиная с малой, незначительной дозы. А потом, с каждым разом, потребность возрастает. И вот, через определенный период времени ты получаешь охренительную зависимость. И не спрыгнуть с неё, не соскочить.
Затянулся, медленно, всматриваясь в прохожих за окном. Мысли цеплялись одна за другую, вились вокруг него серым туманом. Нервы ни к чёрту.
Не испытывают страха только глупцы. Верно. Шамров никогда им не был. Это раньше он храбрился, за что и поплатился. Жестоко. Настя такая же. Бесстрашная. Ему хотелось, что бы она и дальше оставалась его храброй Маленькой. Чтобы злилась, дралась, пиналась. Чтобы никогда не боялась. Он сделает всё, что угодно, пойдет на такое, что даже и не снилось, лишь бы уберечь и защитить. И пускай при этом ненавидит его сколько душе угодно.
Время тянулось мучительно долго. Чем чаще смотрел на часы, тем медленнее двигалась стрелка.
Кофе, стоявший на подоконнике — остыл. Так даже лучше. Выпил одним махом и отвернулся от окна, оставив за спиной солнечный день. Сейчас бы сырости, туманна, промозглого дождя — как раз то что нужно под его настроение. Яркое солнце и чистое голубое небо никак не вязалось с душевным мраком.
Посмотрел на Варланова, задумчиво докурив сигарету, и бросил остаток в пепельницу.
— Я так и не смог понять, чего хотел добиться Сергей, учудив обстрел в жилом районе? — подытожил Скибинский, переведя взгляд с Шамрова на Романа Викторовича. — Глупый поступок. Как не крути.
Руслан вытянулся в удобном кресле, а потом закинул ногу на ногу:
— Четыре ляма, что он должен, уже списаны, благодаря своевременному вмешательству. Теперь у нас появился собственный заводик по производству гидравлических насосов. Выгодная штука, если честно. Мы тут с Павловичем перешерстили бухгалтерию — закачаешься просто. Пахать и пахать. Так что, считаю, его минуты сочтены. И дружки-менты его не спасут. Так ведь, Влад?
Вот же, су**ра. Как не крути, а Филонов, в отличие от дяденьки, при любом удобном случае испытывал терпение Шамрова, напоминая о прошлом.
— Не спасут. Не ссы, — едко ответил, сложив руки на груди. — Мы расшевелили осиное гнездо. — Варланов крутанул в руке трость, внимательно слушая Влада. — Жалятся они весьма умело, но… мы их уничтожим одним простым способом: подожжем нахрен и дело с концом. Зачистим всё одним махом. Роман Викторович, давайте не будет ждать его устранения. Начнем отжимать бизнес сразу. Вот увидите, он вылезет из норы и засветиться. Только стоит взять то, что ему больше всего дорого. Например, «Скифию». — Чем больше Шамров говорил, тем больше понимал — другого выхода нет. Игры в благородство давно не в почете. Пока он будет действовать по всем понятиям и правилам, Руставский опять выкинет какой-нибудь номер и не факт, что на это раз им удастся остаться в живых. — Знаю, что был против подобной затеи, да и сейчас от неё не в восторге, но по-другому мы не выманим его. С волком нужно по-волчьи. После случившегося — только так. Заодно и выясним: кто с нами, а кто — против.
Варлан ещё до сих пор пребывал под впечатлением от услышанного с утра. Пришлось вздрючить гонца, принесшего плохие вести, а заодно и Руслана, что утаил и не позвонил сразу же. Что о нем подумают, если его человека едва не убили перед рестораном, в котором ему отмечали юбилей? Что за беспредел? Хотят девяностые? Он им их устроит. Ещё не забыл те смутные времена.
Скиба утвердительно кивнул головой, одобряя идею. Филонову было всё равно, что громить, он за любой кипишь, кроме голодовки. Считал, что Влад ещё хладнокровно держится. Если бы его жену подвергли подобному, он бы камня на камне не оставил и удушил любого, кто посмел встать на пути. Но именно такая холодность больше всего и настораживала, привлекала к себе внимание, заставляла считаться.
