- Чур я сплю со стороны двери, - деловито сообщил Моджеевский. – А ты будешь просыпаться и видеть кусочек моря в иллюминаторе.
- А звезды?
- На них ты будешь смотреть, засыпая. Это средиземноморье, они тут, говорят, яркие.
- Вместе будем смотреть, - проговорила Женя и потянулась к Роману.
- Те, которые я покажу. Можно даже вечера не дожидаться, - хрипловато прошептал он и жадно коснулся ее губ, обхватывая руками тонкую талию, забирая ее всю себе.
Женя отвечала так же жадно, позабыв про долгую дорогу. Роман словно вдыхал в нее силы, которые должны были бы иссякнуть за их долгий путь от моря к морю.
Ей все еще казалось, что происходящее с ней – сон. Потому что такого не случается на самом деле, и уж тем более не случается с такими, как Женя. Роман – он как из сказки, почти принц на почти коне. Что ж делать, если им довелось жить в двадцать первом веке, и конь превращается не только в автомобиль, но даже в яхту, как сегодня.
Именно поэтому Женя была необоснованно, но навязчиво уверена, что однажды она проснется, и вокруг будет бурлить ее самая обычная жизнь. Юлька в соседней комнате, вечно пропадающая в телефоне, отец, вдохновенно мурлыкающий себе под нос очередной плохо опознаваемый музыкальный опус, в то время как в его руках разрозненные предметы становились занятной и уникальной обувью.
Она закрывала глаза, перед которыми действительно мелькали обещанные ей звезды, мысли покидали ее красивую и неглупую голову, и всё становилось фейерверком, когда она оказывалась в руках Романа. Женя не понимала, качает ее от его любви, или это яхта отправилась по волнам Средиземноморья, унося их в путешествие вдоль итальянских берегов.
Но когда усталость все же взяла свое, и Женька засыпала, устроившись рядом со своим мужчиной, накатывало досадное ощущение, когда ты отчаянно пытаешься что-то вспомнить, но не можешь…
Проснулись они почти в полдень, по очереди принимали душ, а после вновь выбрались на палубу. Как оказалось, «Эльдорадо» все еще стояла в неаполитанском порту, дожидаясь распоряжений своего хозяина. Хозяин же распорядился уходить вечером, а сейчас – устроить прогулку по Неаполю с тремя логичными целями: пообедать на суше в каком-нибудь ресторанчике с местным колоритом, посмотреть достопримечательности и накупить Жене всего, чего ей бы захотелось.
Этому плану они и следовали, взявшись за руки и бродя улицами, залитыми солнцем и жарой, но им, привычным к южным температурам, оно было ни по чем. Город тысячи церквей жужжал ульем и ни на минуту не прекращал своего праздничного ликования. Или, возможно, это Жене так казалось, потому что она открывала его первый раз. Ей хотелось всего и сразу. И побывать на площади Кавур, и заходить едва ли не в каждую старинную базилику, о которых она раньше только читала, и пройтись по древней Виа Трибунали, по которой, может быть, ступали бывавшие в этих местах римские императоры.
Женя отговорила Романа брать автомобиль ради удовольствия забрести в местное метро, о котором она знала, что оно одно из красивейших в мире, и ее усилия того стоили. Даже Роману, который вначале не без иронии отнесся к Жениной просьбе, понравилось. Она вытаскивала его из вагона на каждой станции, и они вместе разглядывали инсталляции, голограммы и мозаику, выбирались наружу, фотографировались, а когда доехали до более современной части города, забитой магазинами и бутиками, Женя неожиданно взбунтовалась, почти разрушив его планы по ее времяпровождению. Но в пару мест Моджеевский эту бунтарку все-таки затащил, где заставил купить одно-единственное платье – легкое, тонкое и совсем кружевное – на грядущий вечер, улыбаясь с таинственным видом и уверяя, что обязательно нужно что-то в этом роде, а в ее чемодане такого нет.
Обедали они в живописном и очень своеобразном ресторанчике с простыми деревянными столами, сколоченными из досок, множеством цветущих растений, с живым попугаем и звонкими канарейками, которым вторил голос Ильдебрандо д'Арканджело – из динамиков звучали арии из разных опер.
После они продолжили свое путешествие, чтобы вернуться на палубу «Эльдорадо» ближе к вечеру и довольно уставшими. Но разве правильно много спать, когда у тебя отпуск в Италии, в каюту внесли новое платье и сюрпризы еще не закончились, а яхта в эти самые минуты уходит в плавание вдоль итальянского побережья.
Когда небо далеко-далеко на западе окрашивается золотисто-красным цветом, заливающим все больше пространства, а море, вторя ему, отражая и поглощая лучи клонящегося к горизонту солнца, множит их и весь мир вокруг затапливает самым живым огнем, едва ли можно не поддаться очарованию уходящего дня, ведь вечер – время романтики.
Как безнадежно обделен человечеством рассвет! В утренних сумерках его великолепием наслаждаются единицы, но воспоминания о закатах есть у каждого человека. И тем они хороши, что каждый раз – разные.
Этот – был идеален.
Они, кажется, и плыли к солнцу, которое неминуемо ускользало все дальше, так и норовя закатиться за линию, отделяющую воду от неба. «Эльдорадо» мчалась, разбрасывая брызги в разные стороны, те задорно поблескивали, отражая свет, и казались хрустальными. А потом яхта остановилась в открытом море, а капитан их небольшого судна деликатно скрылся с глаз, оставив Женю и Романа наедине друг с другом нежиться и ловить на себе последние лучи этой восхитительной кульминации вечера.
На столе, установленном на палубе, ломящемся от замысловатого убранства их ужина с вином, ананасами и лангустами, появятся свечи. А мужчина и женщина – оба красивые, как в старом голливудском кино, высокие, дополняющие друг друга в каждой мелочи – устроятся друг напротив друга, постепенно сдвигаясь все ближе и ближе, пока наконец не окажутся совсем рядом.
Такой вечер должен окончиться предложением руки и сердца, не находите? А ночь – стать ночью любви, наполненной нежностью, страстью и признаниями. Все это еще впереди. Сейчас же солнце касается одним своим краешком моря, и так хочется, чтобы там оно и замерло, потому что, наслаиваясь, закаты вытесняют из памяти друг друга. Их слишком много, чтобы помнить все, но, может быть, этот – особенный?
Женя сама не поняла, в какой момент и с чего вдруг на столике прямо перед ней оказалась пресловутая бархатная темно-синяя коробочка, цвет которой подходил ее глазам и светло-голубому платью на ней. А Моджеевский, мягко улыбаясь, придвигал ее все ближе и шептал на ухо:
- И не вздумай сейчас брыкаться. Я готовился и ждал этого момента уже давно.
- Я же не лошадь, чтобы брыкаться, - улыбнулась Женя.
- Я знаю, что ты не... – Роман запнулся и посмотрел ей в лицо. Он был очень спокоен. Он знал, что услышать «нет» - слишком маловероятный исход этого вечера, но вот Женино спокойствие в эту минуту рождало в нем что-то сродни разочарованию, пусть он ни за что и не признался бы себе в этом. Однако все это не по сценарию их идеального вечера. По сценарию был его дальнейший текст, который он произносил, взяв ее за руку, проникновенным голосом: - Ты – лучшее, что случилось со мной за долгое время. И я очень рад, что ты у меня есть, Евгения Андреевна. И мне бы хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, ни в моей, ни в твоей жизни.
Женина улыбка стала чуть вопросительной, от того, что брови в удивлении дернулись вверх.
- Я тоже рада, что ты у меня есть, - проговорила она, не отводя своего взгляда от его лица, и слегка сжала его пальцы. От этого ее движения ему навстречу, он чуть подался вперед и поцеловал ее мягкие губы, после чего свободной ладонью раскрыл коробочку, внутри которой блеснуло голубым аквамарином в россыпи бриллиантов колечко, и негромко сказал:
- Я помню, ты не любишь, когда я что-то тебе дарю. Но предложения иначе не делают. Выходи за меня.
На мгновение замерев, Женя разглядывала кольцо, потом совсем тихо ойкнула и согласно кивнула.
- Это следует понимать как да?
- Да! – снова кивнула Женя и уткнулась носом ему в шею, чувствуя, как щиплет глаза.