— Кира… — он потянулся к ней. Легко коснулся губами — скула, кончик носа, уголок рта. — Кирюша…
— Когда ты так на меня смотришь… — она снова повернулась лицом к нему. — У меня просыпаются странные желания.
— Какие, например?
— Например… варить тебе борщи и печь ватрушки. Гладить твои рубашки. Встречать тебя вечерами с работы. И прочая подобная чушь.
— Почему чушь? — Макс придвинулся совсем близко, чтобы глаз уже не отвела. — Нормальные желания. У меня как раз несколько рубашек неглаженных в шкафу скопилось.
— Макс…
— Доброе утро, любимая.
И только после поцелуя она смогла ему ответить тем же.
— Доброе утро, любимый.
А любимый все целовал и целовал ее. Лицо, шею, плечи, ниже… Прервался. Выдохнул.
— И вам, девочки мои любимые, доброе утро. Прекрасно выглядите.
Кира звонко прыснула.
— Перестань!
— Не мешай нам, женщина.
А потом он замолчал — к обоюдному удовольствию. Но когда его поцелуи опустились в район пупка, Макс был остановлен.
— Максимка, иди ко мне… — она легко потянула его за волосы.
— Чуть позже.
— Макс, пожалуйста… — пришлось уже просить. — Не надо…
— Как это «не надо»… — Макс увлеченно нацеловывал ей кожу ниже пупка. — Очень даже надо. У тебя такой живот красивый.
— Максим…
— Тшшш… Все будет хорошо.
— Не надо, — тут она всхлипнула. — Пожалуйста.
Вот на это он среагировал. Оторвался, тяжело дыша. Приподнялся на руках, заглянул в глаза.
— Кирюш, ты чего? Девочки же любят куни. Я не великий умелец, но буду стараться, обещаю.
— Не надо, — повторила она.
— Почему? — Кира успела забыть, какой он может быть невозможно упрямый. Но звуки вдруг перестали складываться в слова. И она просто отвернулась.
Макс смотрел на ее повернутое в сторону лицо, на тонкий профиль на белой подушке, на разгорающийся на скуле румянец.
— Ой… Ой-ей-ей… Кажется, караул. Кирааа… Ты что… Тебе ни разу не делали куни?
Она отвернулась еще резче, совсем носом в подушку. Румянец стал и вовсе темным.
Его затопила какая-то незнакомая до этого момента нежность. Нежность на грани с душевной болью почему-то.
— Кирюшка… — уткнулся лбом в нарисованную сову. — Горе ты мое луковое… А еще хвасталась. А сама даже вон… — вздохнул, обнял крепко за плечи. — Какой же ты у меня ребенок неиспорченный.
Она всхлипнула в подушку.
— Да не переживай ты так. Сейчас испорчу. Вот прямо не сходя с этого места испорчу.
Она вздрогнула. И через секунду Макс с облегчением понял, что она смеется.
— Ты невозможный тип, МАлыш!
— О, да. И ужасно испорченный, — он снова принялся целовать ее.
— Максим…
— Тебе будет хорошо.
— Давай вечером, — жалобно.
— Сейчас! — он уже точно знал, что в некоторых моментах Кире просто нельзя давать спуску. И надо дожимать. Сейчас был именно такой момент.
— Ну, пожалуйста…
— Какой, к черту, вечер?! — Макс второй раз прервался на том же самом месте. — Почему не сейчас?
— Ну… — она шмыгнула носом. — Сейчас светло. Все видно. И вообще…
— Кира, если у тебя есть легкие огрехи в эпиляции интимной зоны и тебя это смущает, то я могу закрыть глаза, — весело хмыкнул испорченный тип.
— Нет там никаких огрехов!
— Тогда будь хорошей девочкой — раздвинь ножки и покажи.
Она задохнулась — откровенной непристойностью предложения, хрипотцой в голосе, поволокой в зеленых глазах. А больше всего — своим острым желанием выполнить его просьбу. И сопротивляться этому желанию сил просто не было.
Макс действительно не был большим мастером по этой части. И действительно очень старался. В какой-то момент стало казаться, что ничего не получится. А потом он вспомнил, что у него есть два союзника. Две его замечательные девочки — правая и левая. И они не подвели. Кончила у него Кира Артуровна. Как миленькая кончила.
* * *
Ее ресницы поднимались медленно — так, словно каждая была из металла. И поднимать их было тяжело.
— Кира, не смотри на меня так.
— Как — «так»? — ее улыбка была совершенно нездешней. И сама она была словно еще не совсем тут.
— Когда ты на меня так смотришь, у меня просыпаются странные желания.
— Какие, например?
— Чтобы ты варила мне борщ и пекла ватрушки. И встречала меня по вечерам с работы — примерно как вчера. И еще я хочу увидеть тебя… беременной. Моим ребенком.
— Ого. Ну… — Кира прокашлялась. — В принципе, нет возражений. Ни по одному из пунктов.
— Вот и отлично, — он поцеловал ее в нос. А она поморщилась. — Что не так?
— Ты пахнешь… — и смущенно добавила. — Мной.
— Разве это плохо?
— Нет. Наверное, нет.
— Ну, вот видишь — как все здорово получилось. А ты боялась…
— Вы — тролль, Максимилиан Валерианович, — с удовлетворенным вздохом констатировала Кира, уткнувшись носом ему в грудь.
— Ничего подобного, — возразил Макс, удобнее перехватывая ее руками. — Кира, пока ты вся из себя такая расслабленная… У меня к тебе есть три вопроса интимного характера.
— Целых три? — хмыкнула Кира. — Ты такой серьезный с утра — жуть просто. Спрашивай.
— Спрашиваю. Первое. Если мы вчера… без презерватива… а ты говоришь, что сейчас не время, и ты не забеременеешь…
— Ну-ка, ну-ка, смелее, — весело подбодрила его Кира.
— Кто из нас тролль — это еще вопрос! — огрызнулся Макс. А потом вздохнул. — Просто никогда не думал, что без резинки так… офигенно. Можно, я и сейчас тебя тоже… без всего?
Кира просканировала его нарочито внимательным взглядом. А потом милостиво кивнула.
— Можно.
— Премного благодарен! — фыркнул Макс. Но следующий вопрос задал серьезно. — Кирюш… Не подумай, что я лезу в твою прошлую жизнь. И что это имеет для меня принципиальное значение. Скорее, я переживаю, что… — удивительно, но он казался смущенным. — В общем, ты такая узкая. Очень просто. И в первый раз, и во второй. Тебе не было больно?
— МАлыш… — Кира неверяще округлила глаза. — Ты идиот?
— Кира!
— Я оба раз кончала с тобой! Какое «больно»? Ты не можешь сделать больно… — он уже точно знал, что обожает эти мурлыкающие интонации в ее голосе. — Ты такой специальный человек, чтобы доставлять мне удовольствие. Макс МАлыш — это секс-машина… — напела она.
— Спасибо, польщен, — буркнул Макс. — Но, возвращаясь к моему вопросу. Кир…У тебя давно секса не было?
— Давно, — она перестала улыбаться.
— Очень давно? — надо бы остановиться в этом допросе, но не мог. Почему-то не мог.
