— Не помню. Когда я хотел ей перезвонить, то не смог вспомнить, куда записал номер ее телефона.
— Она была из КЛМ или из какой-нибудь другой компании?
— Я не спросил, — сокрушенно вздыхая, ответил Чарли.
— А ты знал об автобиографии? До смерти Рины, я имею в виду?
Чарли попытался разобраться, к чему она клонит. Изабель выглядела очень встревоженной.
— У нас с твоей мачехой были довольно хорошие отношения, но в число доверенных лиц Рины я не входил. Меня интересовали только те ее писательские планы, которые касались исключительно маркетинга программ и семинаров «Горизонтов власти». А что тебя беспокоит? Какое отношение пропавшая рукопись имеет к нам?
Изабель неопределенно махнула рукой:
— Никакого. Давай вернемся к гостям.
Ее уклончивость насторожила Чарли.
— Послушай, я, конечно, извиняюсь…
— Оставь, Чарли. Я на самом деле не хочу больше говорить об этом.
Он подошел и дотронулся рукой до ее шеи.
— Тебе идет это ожерелье.
— Очень идет. Я так тебе благодарна.
Чарли понимал, как тяжело приходится Изабель. Слишком много препятствий постоянно возникало между ней и тем, что она называла успехом; сначала это был отец, с его допотопными взглядами на мир, потом Рина, то поддерживавшая Изабель, то не дававшая ей продвинуться слишком далеко. А теперь вот и Эйприл, не только демонстрировавшая в работе успехи, которых никто от нее не ожидал, но еще и выступившая сегодня в роли пассии Блэкторна.
— Все бы отдал сейчас, лишь бы увидеть на твоем лице замечательную искреннюю улыбку!
— Не беспокойся обо мне, — довольно грубо отрезала Изабель. — Я буду в норме.
Ha улице была гроза. Она уже отгремела, и теперь моросил лишь мелкий дождик Эйприл с удовольствием, всей грудью, вздохнула; после духоты и напряжения, пережитого ею в берлоге Изабель, дышать свежим воздухом казалось наивысшим в мире блаженством.
— Такси не видно, — сказала она.
— Субботний вечер и дождь — вряд ли кто-нибудь захочет забираться в эту глухомань. Давай дойдем до первого перекрестка, там точно поймаем. Против прогулки не возражаешь?
— Нисколько.
Роб взял ее под руку. Всю дорогу до Седьмой авеню Эйприл было приятно ощущать легкое пожатие его сильной, твердой ладони. Какое-то время они шли молча, и тишину нарушали лишь стук ее каблучков по тротуару да едва слышный шелест дождя. Веял прохладный ветерок, уличные фонари светили не так ярко в дымке легкого тумана.
— Ты веришь в то, что Изабель рассказала о брате? — спросила наконец Эйприл.
— Я уже и сам не знаю, чему верить. Тут столько всего наворочено, что очень трудно отделить правду от лжи.
— Ясно как день, что у них с Кристианом отвратительные отношения. Вероятно, она просто хочет навлечь подозрение на брата и тем самым остаться в стороне.
— Да, я тоже так думаю. Мне она представляется женщиной, которая с годами становится все ожесточеннее. Видимо, оттого, что пашет как лошадь, а результатов все нет. Это ее отец виноват. Все, кого я опрашивал, в один голос говорили о том, что он всегда ставил на первое место сына, будто не замечая, как Кристиан относится к нему, да и к семейному бизнесу тоже. Женоненавистничество в своей худшей форме.
— Не хотела бы показаться бесчувственной, но даже эта несправедливость по отношению к Изабель не извиняет ее бесцеремонного поведения.
— Ты права, не извиняет. Но братец тоже хорош: по его милости Изабель первая попала «под колпак». Можешь не сомневаться, я до мельчайших подробностей проработаю дело о трагической смерти жены Кристиана.
Эйприл не нравилась Изабель, но представить ее замышляющей убийство, нанимающей киллера и отдающей ему приказ, было просто невозможно. Кристиан, коллекционирующий предметы изящного искусства, казался более подходящим для этой роли. Его Эйприл легко могла представить взвешивающим все «за» и «против», рассчитывающим степень риска и разрабатывающим план.
— Мне нет дела до Кристиана, но я беспокоюсь о Кейт. Она ужасный ребенок. Мать ее погибла, с отцом сложные отношения, и если еще окажется, что он имеет какое-то отношение к этому преступлению…
— Знаю. Положение отвратительное. «Прости, деточка, но твой папенька убийца. Он отправится в тюрьму, а ты — в сиротский дом».
— О, Роб, не надо!
— А что еще они будут с ней делать? Определят жить к Изабель? Ты можешь себе представить, как Кейт приглашает своих приятелей-подростков на вечеринку с пиццей в это «подземелье»?
— Боже, что за семейка!
Дождь накрапывал все сильнее.
— Похоже, мы скоро изрядно промокнем. — Роб криво усмехнулся. — Я живу здесь недалеко, в Вилладж: несколько кварталов на юг и еще парочка на запад. Могу предложить чашку кофе или чего-нибудь горячительного. Если только…
Эйприл колебалась лишь мгновение, а почему бы и нет, черт возьми? Так о многом надо было поговорить, и, ну, в общем, так ли уж она хотела оставаться благоразумной?
— Неплохая идея.
Роб чуть сильнее сжал ее пальцы.
— Прекрасно. А вот и такси.
Он выскочил на проезжую часть и замахал таксисту. Машина тут же остановилась. Весь путь они проехали молча, по-видимому, размышляя над тем, на что же они оба только что согласились.
Квартира Роба, небольшая, но очень уютная, располагалась на последнем этаже одного из старых, малоэтажных домов в Гринвич-Виллидже. В гостиной был камин, и Роб разжег его, чтобы согреться после прохладного летнего дождика.
Эйприл, сев в уголок коричневого кожаного дивана перед камином, смотрела, как языки пламени пожирают щепки и лижут сложенные шалашиком поленья. Мысленно она то и дело возвращалась к вечеринке Изабель, к так поразившей ее воображение сцене — очаровательная блондинка, стоящая на коленях перед своим рослым партнером в плотно облегающих кожаных штанах. Руки женщины были скованы за спиной наручниками, но лицо ее оставалось спокойным; всем своим видом она, казалось, говорила, что не жалеет о сделанном выборе.
Эйприл завидовала этой женщине: позволить себе беспомощность можно только тогда, когда полностью доверяешь своему партнеру. Но как она не боится быть настолько откровенной? Откуда эта глубокая вера в добрую волю своего избранника? Эйприл бы никогда не пошла на такое…
Так-таки никогда? Эйприл вскинула голову и огляделась. Незнакомая квартира почти незнакомого мужчины. Мужчины, который набросился на нее поздно вечером в парке, а перед этим повалил на пол в конференц-зале в Анахейме, а потом еще пригласил на весьма сомнительное сборище эротоманов, где вел себя довольно уверенно.
